Заявление Председателя Банка России Эльвиры Набиуллиной по итогам заседания Совета директоров 24 марта 2017 года

 

 

Сегодня Совет директоров Банка России принял решение снизить ключевую ставку до 9,75% годовых.

Ситуация в экономике складывается более благоприятно, чем мы ожидали в декабре 2016 года. Восстановительные процессы в экономике начались раньше и постепенно приобретают устойчивость. Сбалансированный рост спроса и предложения не создает существенного инфляционного давления. Инфляция замедляется быстрее наших прогнозов. Инфляционные ожидания продолжают снижаться. Все это открывает пространство для изменения ставки. Сегодня мы сократили ее на четверть процентного пункта и допускаем возможность снижения в дальнейшем – во II–III кварталах текущего года.

В то же время важно убедиться, что позитивные тенденции найдут продолжение. Инфляция должна не просто замедлиться, но закрепиться вблизи целевого уровня 4%. Для этого необходимо закрепить на этом уровне и инфляционные ожидания. Сейчас инфляционные риски несколько ослабли, однако они могут реализоваться на прогнозном горизонте. Поэтому если говорить в целом о среднесрочной перспективе, то мы будем снижать ключевую ставку постепенно, возможно, с некоторыми паузами, сохраняя при этом умеренную жесткость денежно-кредитной политики. Мы будем ориентироваться в первую очередь на опорные заседания, когда мы обновляем и публикуем макроэкономический прогноз, на основе которого принимаем решение. При этом не исключаем принятие решений и на промежуточных заседаниях.

Рассмотрим более подробно те факторы, на основе которых мы приняли решение сегодня.

Во-первых, инфляция существенно замедлилась. В конце 2016 года она составляла 5,4%. По оценке на 20 марта, она снизилась до 4,3%. Это уже очень близко к целевому уровню 4%.

Инфляция снижается под влиянием совокупности факторов. Рост цен прежде всего сдерживается слабым потребительским спросом. Есть признаки того, что в начале 2017 года он начал медленно восстанавливаться. Но в целом домашние хозяйства предпочитают сберегать, что отражается и в динамике депозитов. Стимулы к сбережениям поддерживаются положительными реальными процентными ставками.

Замедлению роста потребительских цен способствует и снижение инфляционных ожиданий, хотя они все еще остаются высокими. Иногда происходят колебания вверх и вниз индикаторов ожиданий, и мы говорим об их неустойчивости. Но важно, что в целом сложился нисходящий тренд.

Вклад в снижение инфляции быстрее прогноза внесло укрепление рубля. В последние месяцы оно сказалось на ценах всех групп товаров, а также отдельных видов услуг. Особенно сильно – на ценах продовольствия. Цены на некоторые товары, например плодоовощную продукцию, даже снизились, так как они быстрее реагируют на изменение конъюнктуры. Но это также означает, что по этим товарам ситуация может быстро смениться на противоположную. Рост цен непродовольственных товаров и услуг также заметно замедлился под влиянием курсовой динамики.

Еще один фактор – это высокий урожай в прошлом и в 2015 году. В результате образовались запасы сельскохозяйственной продукции, что способствует снижению цен на ряд продуктов питания. Мы ожидали такого эффекта, но он оказался сильнее.

В дальнейшем вклад в замедление инфляции таких факторов, как изменение курса и хороший урожай, может уменьшиться. Мы учитывали это, выбирая масштаб снижения ключевой ставки.

Банк России уделяет особое внимание анализу инфляционных тенденций в регионах. Хотя замедление инфляции происходит в большинстве из них, сохраняется ее заметная дифференциация. По данным за февраль, годовая инфляция в регионах находилась в интервале от 1,9 до 6,4%. Региональные различия темпов роста цен объясняются комплексом факторов, в том числе уровнем платежеспособности населения, развитостью конкуренции, отраслевой специализацией, а также политикой местных органов власти. Денежно-кредитная политика ограничивает общее инфляционное давление, но региональные различия будут сохраняться, хотя, по нашей оценке, постепенно уменьшатся.

Инфляция также может отличаться для разных доходных групп населения. В начале прошлого года в этом разрезе дифференциация усилилась. В текущем году мы, напротив, видим снижение инфляции практически для всех доходных групп, кроме людей с очень высоким достатком. Инфляция для широких слоев населения со средним и низким уровнем доходов сближается с целевым уровнем 4%, что, конечно, является позитивной тенденцией. Это создает условия для сохранности сбережений и доходов домашних хозяйств.

Во-вторых, более уверенное восстановление экономической активности не создает инфляционного давления.

Согласно обновленным данным Росстата, глубина спада в российской экономике в 2015–2016 годах оказалась меньше, а оживление началось раньше, чем ожидалось. Если сравнивать ситуацию с кризисом 2008–2009 годов, когда снижение ВВП в целом составило более 10%, то в 2015–2016 годах сокращение ВВП было чуть более 3% при сопоставимом снижении цен на нефть. Дополнительную оценку можно будет сделать в апреле, когда Росстат опубликует уточненную статистику за 2016 год. По предварительной оценке, поквартальное увеличение ВВП началось уже во II квартале 2016 года (ранее оценивали, что в III). Годовой темп прироста промышленного производства вышел в положительную область с I квартала прошлого года. Анализируя статистические данные по динамике промышленного производства в начале текущего года, необходимо сделать поправку на календарный фактор. В этом году в феврале на два рабочих дня меньше, чем в прошлом, – отсюда и разница в объемах. С исключением данного фактора промышленное производство продолжало расширяться, годовой темп прироста в феврале составил более 1%. Этот календарный эффект проявится и в экономических показателях в целом за I квартал.

После длительного периода неустойчивой динамики мы видим более четкие признаки восстановления инвестиций. Увеличивается производство и импорт товаров инвестиционного назначения. Рост инвестиционной активности подтверждают опросы предприятий. Компании наращивают запасы в ожидании восстановления спроса. Мы прогнозируем увеличение потребления в годовом выражении уже во II квартале. Оно будет следовать за расширением производства и не создаст проинфляционных рисков.

В-третьих, краткосрочные риски со стороны операций Минфина не реализовались.

Когда мы принимали решение по ставке в феврале, Минфин еще не приступил к проведению операций на валютном рынке в рамках бюджетного правила. Их влияние на динамику курса рубля было сложно оценить. Покупка иностранной валюты Минфином могла вызвать краткосрочное ухудшение курсовых и инфляционных ожиданий. Учитывая в том числе эти риски, тогда мы ужесточили риторику. Сейчас мы видим, что ситуация на валютном рынке остается стабильной. Операции не оказали значимого влияния на курс рубля в условиях, когда преобладали факторы в пользу его укрепления.

В-четвертых, изменения в обновленном прогнозе в основном затрагивают 2017 год, среднесрочный взгляд на развитие экономики не изменился.

Исходя из консервативного подхода к формированию базового сценария, мы закладываем в нем снижение цен на нефть до $40 за баррель к концу 2017 года. Среднегодовая цена на нефть в этом случае составит около $50 в 2017 году, то есть заметно выше, чем в предыдущем варианте сценария. Сейчас сложно сказать однозначно, будут ли в середине года продлены договоренности о сокращении добычи нефти странами-экспортерами. Это – фактор неопределенности. Понижательное давление на нефтяные котировки может оказывать рост добычи сланцевой нефти, а также возможное укрепление доллара на фоне повышения ставки ФРС США.

В случае если произойдет снижение цен на нефть с текущих относительно высоких уровней, это окажет временное негативное влияние на ожидания бизнеса и населения. Но разворота к негативной экономической динамике мы не ожидаем. Возможно некоторое замедление темпов роста экономики в конце текущего – начале следующего года. Затем экономические тенденции, которые мы видим сейчас, найдут продолжение. Компании будут постепенно наращивать инвестиции, используя накопленную в предыдущие годы прибыль. Кредитоспособность реального сектора постепенно улучшится. Наряду со смягчением денежно-кредитных условий, это со временем даст дополнительный импульс для роста инвестиций. Потребительский спрос постепенно восстановится на фоне роста доходов и улучшения настроений. Но этот процесс будет плавным и не будет создавать инфляционных рисков. Произошедшее укрепление рубля создаст предпосылки для увеличения спроса на импортные товары в первой половине 2017 года. Однако в дальнейшем его рост замедлится. Темпы роста экспорта останутся умеренными.

В 2017–2018 годах темпы роста экономики составят около 1–1,5%, затем рост ускорится до 1,5–2% в 2019 году. Однако структурные факторы будут по-прежнему ограничивать потенциал экономического роста. После периода восстановления темпы роста ВВП не будут превышать 1,5–2%.

Сальдо счета текущих операций вырастет в 2017 году в условиях более высоких цен на нефть. В 2018 году оно сократится в случае снижения нефтяных котировок, которое заложено в прогноз. Отток капитала сохранится на низком уровне и не превысит $13 млрд. Этому в том числе будет способствовать снижение чистых выплат компаний по внешнему долгу.

В 2017 году банки смогут полностью погасить задолженность по операциям валютного рефинансирования, что, наряду с покупками валюты Минфином, обеспечит прирост валютных резервов, по оценке, на $23 млрд.

В рамках базового сценария при снижении цен на нефть инфляция продолжит замедляться до 4% до конца 2017 года и в дальнейшем будет поддерживаться вблизи этого уровня при сохранении умеренно жесткой денежно-кредитной политики.

В-пятых, риски того, что цель по инфляции не будет достигнута к концу 2017 года, снизились. Опережающее снижение инфляции сейчас создает некоторый запас прочности на будущее. Вместе с тем сохраняются риски для закрепления инфляции на целевом уровне в среднесрочной перспективе.

Наблюдается ускорение роста цен производителей в ряде базовых отраслей: в нефтяной промышленности, в металлургии. Это может негативно сказаться на динамике затрат, а значит, и на ценах во всей экономике. В случае реализации базового сценария, предполагающего коррекцию цен на нефть, влияние данного фактора на инфляцию будет временным и небольшим.

Инфляционные риски также связаны с ухудшением конъюнктуры отдельных мировых продовольственных рынков. В частности, сейчас ускоряется рост мировых цен на молочную продукцию, мясо, сахар.

Обсуждаемые меры в области налоговой политики могут иметь инфляционные последствия, которые можно оценить только после появления более четких контуров предлагаемых изменений.

Сохраняются риски того, что инфляционные ожидания будут снижаться слишком медленно. Важно учитывать, что они чувствительны к реализации других рисков, например к колебаниям цен на сырьевых и товарных рынках. На инфляционных ожиданиях может сказаться даже рост цен на отдельные товары или услуги, например на часто покупаемые. Рост инфляционных ожиданий, в свою очередь, может усилить влияние различных разовых факторов на цены. Говоря об этих тенденциях, мы имеем в виду прежде всего ожидания населения. Ожидания аналитиков продолжают снижаться и приблизились к целевому уровню инфляции. Это позитивная тенденция, поскольку на оценки аналитиков могут ориентироваться компании. А именно они устанавливают цены и зарплаты.

Как я уже неоднократно подчеркивала, мы хотим не просто добиться разового снижения темпов роста цен до 4%. Важно закрепить инфляцию вблизи этого уровня в дальнейшем. Не зря мы называем такую ситуацию ценовой стабильностью,  то есть сохранением низкой и стабильной инфляции.

Для поддержания инфляции вблизи целевого уровня может потребоваться сохранение умеренно жесткой денежно-кредитной политики на горизонте двух-трех лет. Это необходимо, учитывая пока высокую чувствительность инфляции к разовым факторам, а также инерцию и повышенный уровень инфляционных ожиданий. По мере их стабилизации вблизи целевого уровня инфляции цены будут в меньшей степени реагировать на те или иные краткосрочные факторы. В этих условиях сохранение инфляции вблизи 4% уже не будет требовать дополнительной жесткости денежно-кредитной политики.

Такая консервативная стратегия может показаться непривлекательной в краткосрочном периоде, но в среднесрочном плане она позволит достичь более устойчивого результата, а именно создания в России среды с низкими темпами роста цен и издержек, что благоприятно как для домашних хозяйств, так и для экономики в целом.

Сессия вопросов и ответов для СМИ

ВОПРОС (газета «Ведомости»):

С учетом того, что ЦБ снизил ставку и заявил о сохранении такой возможности в дальнейшем во II и III кварталах, можно ли сказать, что ЦБ перешел к циклу смягчения денежно-кредитной политики?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Циклом смягчения называют последовательное снижение практически на каждом заседании этой ставки. Мы все-таки допускаем, что у нас могут быть паузы, хотя тренд на снижение ставки мы действительно видим в среднесрочной перспективе. Но будем это делать очень аккуратно и плавно. Здесь мы в значительной степени зависим от данных и, естественно, от наших прогнозов. И в условиях неопределенности и существования инфляционных рисков мы не можем сказать со всей определенностью, что это вот цикл – повторяющееся на каждом заседании снижение ставки. Хотя допускаем такую вероятность, если ситуация будет складываться достаточно позитивно.

ВОПРОС (агентство «РИА Новости»):

Эльвира Сахипзадовна, в Минфине на днях заявили о том, что инфляция может опуститься до 4% уже в первом полугодии текущего года, а таргет ЦБ по инфляции – к концу года. Видит ли ЦБ какие-то риски в связи с передостижением этой цели? Может быть, ЦБ уже рассчитал какое-то критическое отклонение от таргета в этом случае? И на каком уровне? Будет ли риск, если инфляция не снизится до 4%, останется выше? И если она будет там 3 с чем-то процента, например? Какой-то критический уровень уже с двух сторон просчитали? Если не просчитали, то когда он может быть озвучен? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы всегда говорили, что наша цель, чтобы инфляция была вблизи 4%. То есть рассчитывать на то, что она каждый месяц, каждый день будет ровно 4%, – это невозможно. Экономика – это живой организм, и, естественно, инфляция может колебаться и быть как выше 4%, так и ниже 4%. Это может быть уже и в этом году. Это нормально, то есть рисков никаких нет. Это так и должно быть. Риски могут возникать только в случае слишком значительного и длительного отклонения инфляции от цели как выше 4, так и ниже 4.

Я напомню, когда мы переходили только к инфляционному таргетированию, вы даже, наверное, помните, что у нас был диапазон – 4% плюс-минус 1,5 процентного пункта. Мы отказались от этого диапазона. Почему? Потому что и аналитики, и многие участники рынка считали, что мы целимся не в середину коридора, ожидания всегда были на более высокой границе этого коридора. Поэтому мы отказались именно для того, чтобы показать наши намерения по устойчивому снижению инфляции именно к таргету.

Но считаем возможным допустить после достижения нами 4% существование такого диапазона отклонения. Такой диапазон существует во многих странах, он разный. Я думаю, что мы будем обсуждать эту тему осенью, когда будем готовить Основные направления денежно-кредитной политики, – готовы ли мы вводить такой диапазон, не ухудшит ли он нашу коммуникационную политику. Спасибо.

ВОПРОС (агентство «Рейтер»):

В вашем пресс-релизе вы допустили снижение ключевой ставки постепенно. Это значит, что теперь снижение на 25 базисных пунктов – это новая нормальность?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Спасибо большое. Действительно, мы после долгого периода перешли сейчас, приняли решение по масштабу снижения на 25 процентных пунктов. Я некоторое время назад уже говорила о том, что при переходе постепенно к однозначному уровню ставки, мы можем уменьшить шаг. Мы считаем это нормальным, когда ключевая ставка становится уже меньше 10%. Но это не означает, что мы каждый раз будем принимать решение только по 0,25. Я допускаю, что может быть решение и по 0,5, еще раз, если факторы для этого сложатся. Но через некоторые время скорее, наверное, будет более таким привычным, более нормальным 0,25.

ВОПРОС (агентство «Интерфакс»):

У меня два вопроса. Первый: осенью прошлого года ЦБ заявлял публично, что разрабатывает рекомендации для чиновников, чтобы снизить риск волатильности курсовой на бирже. Вот хочется узнать, разработаны ли таким рекомендации? Для какого круга чиновников? И есть ли сейчас в них смысл с учетом того, что последние заявления, в общем, о переукреплении рубля, они сильно влияют на курс?

И второй вопрос. В последнее время слышится критика в адрес Росстата. И как ЦБ относится, с доверием ли, к той статистике, которую предоставляет Росстат? И считаете ли Вы необходимым сохранить их независимость или отдать под ведение Минэкономразвития? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Спасибо большое за вопросы. Над рекомендациями мы работаем до сих пор. Это не так просто, потому что у нас есть привычка, культура у всех, наверное, комментировать разные процессы. И в принципе это нормально, когда и эксперты, и представители бизнеса, и представители Правительства высказывают свои оценки по экономической динамике, ситуации на валютном рынке. Правда, это обычно в других странах не называют словесными интервенциями, потому что словесными интервенциями обычно называются высказывания центральных банков, и воспринимаются они как словесные интервенции, может быть, как сигнал будущего изменения политики.

Я думаю, что и рынки постепенно будут правильно это оценивать, привыкать. Но тем не менее мы подумываем над какими-то общими правилами. Думаем, как это сделать более аккуратно, скажем так.

Что касается Росстата. Есть объективные сложности. Я их понимаю, когда Росстат делает оценки при серьезном изменении факторов, внешних факторов, изменения структурные происходят. Это нужно учитывать в рядах, в динамике, поэтому неизбежны такие пересчеты. Мы используем, безусловно, весь набор данных, которые представляет Росстат. Но Центральный банк всегда использовал и дополнительную информацию, которую мы получаем из опросов и мы особое внимание сейчас уделяем получению информации из регионов, используя нашу сеть. Мы каждый раз на заседание Совета директоров по ставке приглашаем руководителей наших теручреждений. Они докладывают о ситуации в регионах, поэтому у нас, когда мы делаем оценки ситуации, прогноза, мы используем не только данные Росстата, но и другие источники информации.

Действительно, данные Росстата должны пользоваться доверием, потому что пользователи – не только органы власти, пользователи – практически все экономические субъекты. И чем больше будет доверия к его профессионализму, независимости, тем будет лучше. Но это в разных формах можно делать. Я думаю, что это все-таки решение Правительства. Мне бы здесь не хотелось комментировать. Спасибо.

ВОПРОС (агентство «Блумберг»):

Если позволите, тоже два вопроса. Первый в продолжение коллеги. И министр экономического развития, и министр финансов говорили, что рубль сейчас крепче своих фундаментальных значений. Вот хотелось бы услышать оценку Банка России. Рубль сейчас у своих фундаментальных значений или все-таки крепче?

И второй вопрос, несколько связанный. Вы говорили о том, что возможно возобновление покупки валюты для резервов, если не будет ущерба для достижения целей по инфляции. Судя по всему, 4% будут достигнуты уже в середине этого года. Возможно ли, чтобы ЦБ приступил к покупке валюты для пополнения резервов? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА

Спасибо. Что касается фундаментального значения курса. Действительно, многие используют это понятие, мы тоже использовали и высказывались на эту тему. Но здесь нужно относиться очень аккуратно к этому понятию. На мой взгляд, оно очень условное. У нас внутри Центрального банка существуют разные модели, по которым оценивается этот фундаментальный курс. Могу сказать, что отклонение сейчас мы оцениваем гораздо меньше, чем Минфин. Разные модели дают гораздо меньшие отклонения.

Но тем не менее – что такое фундаментальный курс? Это тот курс, который должен был бы быть при данных значениях платежного баланса – текущего счета, оттока капитала. Но, какой там объем или какое там значение факторов фундаментальных, конъюнктурных – это большой вопрос, это никто никогда вам не определит. Поэтому еще раз – это очень условное понятие. И в любом случае, на наш взгляд, в условиях плавающего курса, какие бы отклонения не существовали, в конечном счете, действие объективных факторов приведет к некоторому равновесию, которое балансирует интересы экспортеров, импортеров, тех, кто берет в долг, выплачивает долг. И к этому именно так надо, на наш взгляд, относиться.

Второе. Наша политика по пополнению резервов. Мы стратегически не отказываемся от того, что, когда будут созданы благоприятные условия, мы можем пополнять золотовалютные резервы, чтобы увеличивать нашу подушку безопасности, повышать устойчивость нашей экономики к внешним шокам, финансовую устойчивость, потому что это важный элемент. Хотя еще раз повторю, что сейчас золотовалютные резервы по всем международным меркам достаточны, они высокие.

И наша политика, она остается, мы будем принимать решения по пополнению золотовалютных резервов, когда не будет рисков для достижения нами цели 4% и для поддержания этой цели в среднесрочной перспективе. Но это будет оценка всех факторов. Пока мы такое решение не принимали.

ВОПРОС (агентство «Рамблер»):

Эльвира Сахипзадовна, вот поддерживает ли регулятор налоговый маневр, который предложил Минфин, то есть повышение НДС до 22% и снижение ставки страховых взносов до 22%? И учитывали ли вы возможные изменения в налоговой системе в своих прогнозах? И в том числе в политике по ДКП на этот год?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Я уже сказала, что, на наш взгляд, у любого налогового маневра или налоговых изменений любых могут быть инфляционные последствия и, конечно, их надо учитывать. Сейчас очень тяжело делать оценки, потому что пока мы не понимаем четких контуров. Обсуждаются разные варианты, разные идеи и не только с точки зрения НДС и социальных платежей. Слишком много обсуждений.

Безусловно, мы рабочие оценки проводили тех или иных вариантов. Эти рабочие оценки заключаются в следующем, что разовый инфляционный эффект может быть от 1 до 2 процентных пунктов. Ну а дальше это зависит от того, будет ли затронут широкий круг товаров и в том числе от того, в какие сроки, как будет проводиться – одноэтапно, двухэтапно. Там очень много неизвестных пока для того, чтобы сделать окончательные оценки.

Мы, безусловно, принимая решение, учитывали, что могут быть изменения в налоговой системе. Об этом все говорили, они будут обсуждаться и так далее. И наше пожелание к Правительству, которому мы тоже артикулировали, чтобы параметры будущих решений были известны заранее до их реализации с тем, чтобы мы могли в денежно-кредитной политике их учитывать, чтобы мы могли проводить последовательную плавную денежно-кредитную политику. Это наше пожелание к Правительству в части налоговых изменений.

ВОПРОС (агентство ТАСС):

Эльвира Сахипзадовна, скажите пожалуйста, с учетом некоторой корректировки макроэкономического прогноза пересматривали ли вы динамику кредитования экономики на текущий год?

И хотелось бы по оттоку капитала также уточнить. Менялись ли как-то цифры на трехлетку? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Да, мы некоторые уточнения произвели. Но, как я уже сказала, что в основном мы более позитивно оцениваем 2017 год, а 2018–2019 у нас предпосылки остаются теми, которые были до этого. Безусловно, это отражается на динамике разных показателей.

Что касается кредитования. Мы считаем, что оно в этом году начнет расти, но расти достаточно плавно, постепенно. У банковской системы есть запас капитала для увеличения кредитования и доля просроченной задолженности перестала расти, и прибыль есть для увеличения капитала. Вопрос в том, как будут оценивать банки риски заемщиков, насколько будет соответственно расти спрос на кредиты. Мы видим рост объемов кредитования, но он достаточно скромный, скажем, 5–7% в этом году.

Что касается оттока капитала. На наш взгляд, он будет стабильным – $12–13 млрд в год на протяжении трехлетнего периода.

ВОПРОС («Российская газета»):

Эльвира Сахипзадовна, недавно Банк России завершил прием предложений по расчету и использованию показателя долговой нагрузки. Какой отзыв вы получили от рынка? Когда можете внедрить этот инструмент?

И если можно, второй вопрос. Вы недавно встречались с главой Народного банка Китая. Обсуждали ОФЗ в юанях. Удалось ли вам договориться об инвестиционных квотах на наши бумаги? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается введения показателя долговой нагрузки, мы считаем это абсолютно правильным и будем двигаться в этом направлении. Комментарии получали и еще продолжаем получать. Нам нужно будет время для их обработки, для обобщения. Я пока не могу сделать окончательные выводы. Но наша идея такая, что показатель нужно вводить, а детали нужно уже обсуждать и сроки введения.

Что касается встречи с Центральным банком Китая. Да, на полях министров финансов и председателей центральных банков Двадцатки у нас была встреча. Мы в том числе обсуждали и перспективы выпуска ОФЗ в юанях на российской площадке. В целом такая поддержка есть, мы дальше будем уже детально работать. Поддержка в принципе этого направления, этого инструмента есть.

ВОПРОС (интернет-издание «Лента.ру»):

Вот некоторые в бизнес-обществе, в экспертном сообществе жалуются, что рубль слишком волатилен. Каков он с точки зрения Банка России? И что может такого произойти, чтобы ЦБ отказался от плавающего курса рубля?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

В обозримой перспективе я не вижу таких факторов, которые заставили бы нас отказаться от плавающего курса, потому что я убеждена, что, несмотря на некоторые последствия, которые воспринимаются негативно предприятиями в реальном секторе экономики, а именно волатильность, плюсов гораздо больше. Нет необходимости глубоких коррекций курса, от которых потом страдает вся экономика, социальные расходы и так далее.

И я еще раз подчеркну. На наш взгляд, в значительной мере из-за того, что мы ввели плавающий курс, экономика быстрее подстроилась к внешним шокам, чем это происходило в 2008–2009 годах. И глубина спада показывает это. Во многом плавающий курс позволил быстрее приспособиться и реальному сектору экономики и финансовому сектору, к изменившимся, кардинально изменившимся внешним условиям. Это реально встроенный стабилизатор, и мы видим, что он работает.

Минус, который был, когда мы вводили плавающий курс, это совпало действительно с падением цен на нефть и произошел резкий всплеск инфляции, что потребовало повышения ставок. Но напомню, что в начале 2016 года, когда происходил почти аналогичный спад цен на нефть, у нас это практически не отразилось на инфляции. Это тоже уже привыкание к плавающему курсу, понимание, как он работает. И здесь тоже, на мой взгляд, плавающий курс показал свою позитивную роль, которая позволяет адаптироваться экономике.

Безусловно, есть у нас боязнь плавания в экономике, когда за много лет, много десятилетий все привыкли уже к тому, что курс постоянный либо там меняется только в основном через кризисы, девальвационные, но на какой-то период он постоянный. Эта волатильность курса беспокоит. Но напомню, что когда у нас курс был постоянный, у нас были очень волатильными процентные ставки, достаточно часто были волатильными процентные ставки и волатильны другие условия, важные для ведения бизнеса. И поэтому, конечно, к некоторой волатильности курса экономика будет привыкать и для этого потребуется время. Это второе.

Третье. Волатильность резко уменьшилась после введения плавающего курса. Она была очень высокой по разным показателям – и реализованная волатильность, и вмененная волатильность, и месячная, и трехмесячная. Сейчас она снизилась к уровням волатильности других стран с формирующимися рынками, где-то даже может быть меньше. И она существенно ниже волатильности нефти. Раньше считалось, что нефть сильно волатильна и рубль тоже будет такой же волатильный, но вот волатильность рубля сейчас меньше, чем волатильность нефти.

Для того чтобы создать базовые условия для снижения волатильности курса, конечно нужно, чтобы экономика больше диверсифицировалась, тогда волатильность будет снижаться. А сейчас в этих условиях надо больше развивать инструменты валютного хеджирования. Мы видим, что уже появляется спрос на эти инструменты, и мы приветствуем инициативу Правительства, Министерства экономики, которое хочет создать специальный механизм, поддерживающий предприятия в хеджировании валютных рисков, в создании этого механизма.

ВОПРОС (агентство ТАСС):

Еще один вопрос о рубле и нефти. С начала текущего года цена на Brent упала почти на 13%. За этот же период времени рубль вырос к доллару почти на 7%. Отслеживает ли Центробанк зависимость рубля от нефти? И может ли оценить, как долго продлится такое ослабление зависимости рубля от нефти? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Ваш вопрос как раз показывает, что рубль следует не только за нефтью. И эластичность, степень изменения курса от нефти, она меняется в зависимости от периодов, от других факторов. Есть периоды, когда мы видели, что этот коэффициент эластичности 0,9, даже до 1 доходил в короткие периоды. Сейчас, по нашей оценке, это 0,2–0,3. И вы видите, что даже может быть движение разнонаправленное в том случае, если действуют другие факторы, более серьезные, которые влияют на курс. На курс влияет не только нефть, нефть – значимый фактор, но не только нефть влияет на курс.

Укрепление рубля во многом было связано и с традиционной сезонностью текущего счета – в I квартале обычно текущий счет сильнее, не важно при каком уровне цен на нефть. Второе. Повышение цен на нефть, продажа экспортерами нефти. И третий фактор: он имеет значение, но, на взгляд Центрального банка, его не стоит переоценивать и преувеличивать. Это некоторый приток капитала, но он приблизительно сопоставим с тем, как иностранный капитал притекал на рынки с развивающимися экономиками.

Дальнейшее движение также будет зависеть от многих факторов: и от динамики цен на нефть, и от политики FED (Федеральная резервная система – ред.), и от укрепления/ослабления курса, и от силы нашей экономики, собственно. Здесь, в общем, влияний очень много.

ВОПРОС (телеканал «Россия 24»):

Эльвира Сахипзадовна, если говорить про ситуацию на Украине с российскими госбанками, которые попали под санкции. Вы уже заявили, что ЦБ поддержит их. Какие конкретные меры планируется проводить? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Я бы еще раз хотела повторить и подчеркнуть, что мы не видим рисков финансовой устойчивости для наших кредитных организаций, даже если полностью обесценятся их вложения в украинские активы, потому что доля в активах небольшая совсем. Поэтому каких-то системных рисков здесь нет. И наши банки уже создали и создают резервы под такие активы. Но тем не менее, чтобы они чувствовали себя более комфортно, учитывая, что это чрезвычайные обстоятельства, мы приняли решение разрешить им рассрочку в формировании резервов по украинским активам на три года, если они захотят этим воспользоваться.

ВОПРОС (агентство «РИА Новости»):

Хотела спросить у вас. Вы сообщали о том, что ЦБ готовит план действий для снижения волатильности инфляции, в том числе через немонетарные меры. Вот какие сейчас уже возможно вы придумали рычаги – это первый вопрос.

И второй вопрос. Пересматривали ли вы рисковый и оптимистичный сценарий на ближайшую трехлетку? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Действительно, волатильность инфляции может определяться и действием немонетарных факторов, мы их учитываем. Мы считаем важным для снижения волатильности инфляции совместно с Правительством, с регионами влиять на эти факторы. Кстати, вот наш анализ по регионам, о котором я сегодня говорила, также показывает, что прежде всего от конкурентной среды зависит динамика инфляции. Например, в тех регионах, в которых местные органы власти очень активно работают по созданию и развитию ярмарок по продаже сельхозпродукции, чтобы легче доводить продукцию до рынка, там инфляционное давление меньше. Есть и факторы, связанные с естественными монополиями и так далее.

Мы провели уже экспертное обсуждение. У нас Департамент денежно-кредитной политики работает, приглашаем экспертов для того, чтобы сделать карту таких немонетарных рисков и те меры, которыми можно воздействовать, но эта работа находится в процессе, скажем так, в активном процессе.

Второй вопрос. Рисковый и оптимистичный сценарии.

Базовые предпосылки мы в целом не поменяли, то есть цены на нефть в рисковом сценарии 25 долларов за баррель в 2018–2019, а в 2017 также снижение до этого уровня к концу года. Уточнили некоторые внутренние параметры. Но сегодня в докладе о денежно-кредитной политике мы как раз их опубликуем. Оставили также сценарий с растущими ценами на нефть, также 55–60, и там тоже есть некоторые уточнения, но тенденции в основном остались теми же самыми. Наши оценки базово остались, как мы рассматривали эти сценарии в декабре прошлого года.

ВОПРОС (медиахолдинг РБК):

У меня два вопроса. Первый: вот вы перечисляли очень много факторов, благодаря которым у вас получилось снизить ставку, но при этом не очень понятно, насколько серьезные факторы, которые сдерживают. То есть, это налоговая политика неопределенная, перестановки в Министерстве экономики? Можно еще раз проговорить, что не дает снижать ставку быстрее и почему там 0,25 – это новая нормальность?

И второй вопрос. Вот экономисты говорили, что падает значение, собственно, ключевой ставки для экономики, то есть бизнес уже не так рьяно следит за этим. Есть ли, на ваш взгляд, какая-то большая разница между 9,75 и 9,5? Насколько важна ключевая ставка сейчас?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Действительно, много факторов позитивных, которые мы принимали во внимание, принимая решение о снижении ставки, тем не менее инфляционные риски остаются. И, на наш взгляд, они прежде всего не краткосрочные, а среднесрочные. Ведь денежно-кредитная политика действует с лагом в 6–9 месяцев, поэтому мы должны сейчас принимать решение, исходя из того, как наши решения скажутся не только в этом году, но уже на 2018 год. И для экономики в целом очень важно закрепить инфляцию на уровне 4%.

Что этому мешает? Неопределенность внешних факторов, в том числе цены на нефть. Мы здесь консервативны, поэтому будем проводить денежно-кредитную политику и смягчение денежно-кредитной политики очень осторожно и плавно, учитывая эти внешние факторы. Инфляционные ожидания, они пока высокие у населения. Есть риск того, что они слишком медленно будут приближаться к нашему целевому уровню инфляции. Это тоже риск, который может поддерживать высокий инфляционный фон.

По налогам у нас пока неопределенность, но мы понимаем, что могут быть какой-то период некоторые инфляционные последствия тех налоговых решений, которые будут приняты. Конечно, мы эти факторы все принимали во внимание.

Еще раз, поэтому мы исходим из того, что каждый раз будем анализировать ситуацию, анализировать вновь поступающие данные по текущей ситуации, обновлять наши прогнозы и на этой основе принимать решение.

Про 0,25 я уже сказала, что, на наш взгляд, при снижении ключевой ставки до определенного уровня, а мы уже дошли до этого уровня – 0,25 становится вполне уместным, но могут быть и отклонения от 0,25 в этот период. Если разница между 9,75 и 10, и работает ли наша ставка? Наша ставка работает, мы это прекрасно видим. Она работает как определяя краткосрочные ставки на денежном рынке, так и транслируясь в конечном счете в ставки по банковским кредитам и депозитам. Это происходит с определенным лагом. Мы постоянно этот лаг оцениваем, небольшой, абсолютно в рамках нормы, которая существует и в других странах. Поэтому даже и снижение на 0,25, конечно, может оказать вот это влияние на снижение ставок для конечного заемщика, хотя для банков очень важны факторы оценки рисков конкретных заемщиков, и мы это видим, это такой преобладающий фактор.

ВОПРОС (агентство «Блумберг»):

Прежде, чем задать вопрос, позвольте от имени всех коллег поздравить с тем, что Президент Российской Федерации решил запустить процедуру продления ваших полномочий. Это значит, что политика ваша верная, я так понимаю, и все ею довольны.

А задать вопрос я вот какой хотела. Вы когда участвовали в онлайн чтениях «Мастера и Маргариты», вы читали отрывок из 29 главы романа там, где Матвей просит Воланда дать Мастеру покой. А вы у Президента просили «подарить покой»? И предвещая ваш ответ, какие ваши задачи все-таки на новый срок? Спасибо большое.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Спасибо за вопрос. Покой нам только снится – я тоже вам отвечу таким образом, наверное, хотя хотелось бы, чтобы появилось больше определенности во внешних факторах,и чтобы структурные реформы быстрее развивались, нам бы это позволило легче проводить денежно-кредитную политику.

Какие задачи ставим. В области денежно-кредитной политики – это та задача, о которой я сегодня говорила, добиться инфляции низкой и стабильной и чтобы все в нее поверили и главное ощутили бы на себе выгоды от того, что инфляция низкая и стабильная. Потому что сейчас все понимают, что низкая инфляция – это, наверное, хорошо для людей, потому что цены не растут быстрее, цены на продовольствие не растут. Но вот для бизнеса какой позитивный эффект от низкой стабильной инфляции, наверное еще не все ощутили, потому что мы пока не создали достаточно доверия, что она действительно будет низкой, стабильной, что на этом можно строить свои планы, можно привлекать инвестиции. И я надеюсь, что нам все-таки удастся этого добиться в ближайшие годы.

Что касается развития финансового сектора, банковского сектора: завершить политику, так называемую политику оздоровления, и больше, действительно, внимания уделять созданию условий для развития банковского бизнеса, финансового бизнеса в целом для того, чтобы увеличить и доступность, и разнообразие финансовых услуг для людей, чтобы они больше доверяли финансовой системе.

И сейчас, в принципе, уровень доверия к банковской системе достаточно высокий, но хотелось бы его поддержать и развивать. И отдельная задача – развитие небанковского финансового сектора. Доля очень небольшая у нас все-таки и пенсионных фондов, и страховых компаний, а это источник длинных денег, которые нужны для развития экономики. Вот в этой сфере, наверное, такие основные задачи.

ВОПРОС (агентство «Рейтер»):

Вот из-за сезонности платежного баланса аналитики ожидают, что в апреле все-таки покупки валюты Минфином начнут оказывать больше влияния на курс рубля. Вы согласны с этим?

И второй вопрос методологический. Вот эти операции по покупке валюты Минфином, они учитываются в составе золотовалютных резервов?

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Покупки валюты Минфином, действительно, влияют на валютный рынок, это, безусловно, потому что Минфин выступает одним из покупателей валюты, но до сих пор это влияние перекрывалось факторами, направленными в другую сторону. Как дальше сложится, как будут действовать другие факторы, и какое в целом будет движение курса, зависит от многих вещей, в том числе от динамики цен на нефть.

Но в целом я бы хотела сказать, объем закупок такой, и мы об этом говорили изначально, оценивая вместе с Минфином, что этот объем покупок не сможет существенно повлиять на курс, определять его динамику. Есть все-таки более значимые факторы динамики курса.

И второй вопрос: да, учитываются в резервах, конечно.

ВОПРОС (агентство «РИА Новости»):

Минфин заявлял о том, что готовится передача полномочий по покупке валюты от ЦБ к Казначейству. Не видит ли Банк России в связи с этим каких-то рисков для курса и, возможно, наоборот, есть какие-то связанные с этим плюсы для валютного курса? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Мы здесь рисков не видим, плюсов особых тоже не видим. Это решение Минфина. Мы пока выступали как агент, но принято такое решение. Оно с точки зрения влияния на валютный рынок нейтрально.

ВОПРОС (агентство «Интерфакс»):

У меня такой вопрос. Вы сказали, что ЦБ рассчитывает, что в 2017 году банки погасят задолженность по валютному рефинансированию. Оно вводилось в кризисное время и служило поддержкой для выплаты внешних задолженностей. Правильно я понимаю, что в 2018 году этот инструмент из арсенала ЦБ будет исключен, либо вы все же сохраните его в каком-то, скажем так, в другом несколько виде, на каких-то других условиях?

И второй вопрос. Не рассматривает ли ЦБ опцию ввести специальные линии предоставления ликвидности для банков, которые испытывают сложности после информационных атак? Потому что уже возникают случаи, когда в регионах банки сталкиваются с проблемами не потому, что у них именно что-то с финансами, какие-то трудности, а именно из-за информационной атаки.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Что касается инструмента валютного рефинансирования, уместно, наверное, дать какую-то оценку, как мы его оцениваем, потому что сейчас его использование подходит к концу. Мы считаем, что это был эффективный инструмент, который позволил смягчить приспособление наших предприятий, банков к пику выплат внешних долгов. И у нас был лимит $50 млрд, максимум был $37 млрд, а сейчас чуть больше – $5 млрд уже осталась задолженность. И как мы планировали, и, кстати, изначально заявляли, к концу 2017 года мы его использование сократим. Мы будем постепенно сокращать лимиты, и не видим проблем никаких для банковского сектора нам до конца года эти деньги вернуть.

Мы его не собираемся совсем вычеркивать, убирать из арсенала возможных инструментов – это будет «спящий» инструмент. Мы не видим в ближайшее время никаких предпосылок для того, чтобы снова его использовать, но тем не менее в арсенале возможных инструментов он остается.

Что касается специальных линий предоставления ликвидности. Мы сейчас работаем над таким механизмом. Считаем, что могут быть такие линии ликвидности, которые мы представляем банкам, испытывающим именно временные трудности с ликвидностью не обязательно из-за информационных атак, они могут быть в силу разных обстоятельств. Но мы предполагаем, что эти банки должны быть либо платежеспособными, либо те, которые мы видим, что самостоятельно в ближайшее время могут восстановить платежеспособность. Мы это понимаем, то есть неплатежеспособным банкам средства из таких линий ликвидности предоставлять не собираемся.

Сейчас идет работа по тому, чтобы определить возможные параметры таких линий ликвидности и вписать их в целом в нашу линейку инструментов, так как вы видите, что потребность в рефинансировании с нашей стороны ушла в условиях структурного профицита ликвидности – и потребность в 312П (кредиты ЦБ под нерыночные активы – ред.), и в рефинансировании с использованием ломбардного списка уменьшается. Мы там будем вводить постепенно некоторые изменения. Вы видите, мы повышаем и требования к бумагам, которые в ломбардном списке, и будем продолжать эту работу. Но, безусловно, в этих условиях, вы правильно абсолютно сказали, возникает повышенное значение таких линий ликвидности на случай непредвиденных проблем с ликвидностью банков. Обязательно будем делать.

ВОПРОС (агентство «Рейтер»):

Вы упомянули о банковской лицензии. В течение кризиса доля нескольких крупных госбанков, например Сбербанка, нескольких банковских продуктов выросла. Банк России как регулятор следит за конкуренцией на банковском рынке, и, по вашему мнению, есть еще конкурентная банковская среда в России? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Состояние конкурентной среды – важный элемент. Мы действительно следим за этим. Но есть исторически сложившаяся структура банковской системы, которая быстро не меняется. Наша задача – максимально создавать условия и в регулировании, прежде всего в регулировании, для того, чтобы были равные условия конкуренции. В частности поэтому мы, например, предлагаем чуть модернизировать подходы Правительства к тому, как и где размещать деньги бюджетные, государственных компаний, чтобы туда включались не только крупные банки, но и небольшие банки при тех механизмах, которые позволят оценивать надежность этих банков для Правительства.

Такие предложения мы постоянно даем для того, чтобы обеспечить равные условия конкуренции. Мы считаем, что создание трехуровневой системы на самом деле позволит улучшить условия для конкуренции, потому что сейчас небольшие банки, которые вынуждены соблюдать все сложные стандарты, все сложные требования базельские, они наоборот попадают в неравные условия конкуренции из-за своего масштаба. Когда мы предлагаем некоторую специализацию их, особенно на малом и среднем бизнесе, на физических лицах и ограничиваем риски на крупных клиентов, но взамен упрощаем регулирование, это создает большие условия добросовестной конкуренции, дает возможность им развиваться, иметь свою нишу. Мне кажется, это в целом улучшит ситуацию по конкурентной среде.

Но в целом конкуренция банковская есть. Мы, кстати, это видим и по тому, как двигаются процентные ставки на рынке. Здесь нельзя сказать, что у нас проявляются какие-то монопольные эффекты.

Может быть,еще одну ремарку, потому что конкуренция – очень важная тема. Почему нам еще нужно развитие конкуренции в банковской среде? Для увеличения доступности кредитов для малого и среднего бизнеса. Вот кто страдает от не совсем развитой конкуренции, неразвитой банковской системы – это малый и средний бизнес.

ВОПРОС (агентство «Блумберг»):

У меня, если можно, два вопроса. Первый. У Банка России перед этим заседанием было несколько опций. Сохранить ставку, понизить на 25 базисных пунктов или на 50. Насколько единогласным было решение по снижению ставки на 25? Были ли те, которые хотели сохранить ставку?

И второй вопрос. Поскольку уже звучали вопросы не совсем по ДКП, я можно тоже задам? По данным «Новой газеты», в 2011–2014 годах из России было вывезено порядка $22 млрд по так называемой молдавской схеме, когда деньги выводились под решения судов. При этом в Молдавии говорят, что Россия не помогала, а, скорее, как-то препятствовала расследованию.

Хотелось бы узнать, был ли в курсе Банк России, мониторил ли это как-то, предпринимал ли какие-то действия для противодействия выводу средств? Спасибо.

Э.С. НАБИУЛЛИНА:

Спасибо большое. Мы действительно обсуждали разные варианты: сохранить ставку или снизить, и масштаб снижения анализировали, все экономические данные, и что говорит наш прогноз. Окончательное решение было единогласным по поводу снижения ставки на 0,25.

Что касается молдавской схемы, я просто напомню, что мы с молдавской схемой начали бороться одной из первых в сомнительных операциях. И мы ее практически ликвидировали и отозвали лицензии у тех банков, которые занимались активно этой молдавской схемой. Я просто не знакома с деталями, которые сейчас обсуждаются в прессе, но хочу сказать, что Банк России обычно активно сотрудничает с регуляторами в рамках своей компетенции, в рамках законодательства. Если есть необходимость, мы предоставляем документы. Но я просто не помню, это, наверное, не на моей памяти было, когда были эти запросы. Я за последние 4 года не помню таких запросов, но посмотрю еще раз.