Принципиально важно обелить рынок криптовалют в России
Российский финансовый рынок уже обладает всей необходимой инфраструктурой и развитой линейкой инструментов, но без дополнительных стимулов для компаний и создания доверительной среды для инвесторов Россия будет очень долго идти к амбициозной цели по удвоению капитализации фондового рынка. О решении задачи, поставленной Президентом, рынке IPO и выходе госкомпаний на рынок акций, а также об иностранных инвесторах и их заблокированных активах, регулировании и обелении рынка криптовалют в интервью РИА Новости рассказал первый заместитель Председателя Банка России, член Совета директоров ЦБ Владимир Чистюхин.
– Вы называли задачу по удвоению капитализации российского рынка акций суперамбициозной. Что надо сделать, чтобы выполнить эту задачу?
– Для развития долевого рынка финансирования нужны инфраструктура и инструменты, чтобы в подходящий момент компании-эмитенты и инвесторы выходили на рынок долевого капитала. Вся необходимая для этого инфраструктура и развитая линейка инструментов, в том числе для розничных инвесторов, у нас есть. Но нам еще предстоит серьезно поработать над вопросами, которые касаются институциональных инвесторов и самих эмитентов. Для институциональных инвесторов нужно создавать среду, которая позволит им анализировать настоящее и будущее компаний, бумаги которых они планируют приобретать. В последние несколько лет мы широко обсуждаем эти вопросы и говорим, что несмотря на санкционное давление, компании должны закрывать минимум информации – только чувствительные сведения, чтобы не навредить себе. Дивидендная политика должна быть стабильной, и, если по каким-то причинам ее условия не выполняются, необходимо мотивированно объяснять, почему так происходит. Вот тогда институциональные инвесторы начнут более активно вкладываться в акции. На нормально функционирующем рынке именно институционалы являются теми инвесторами, которые задают тон, и за которыми следуют розничные инвесторы, и никак не наоборот. Вот пока у нас здесь очень большое поле для работы.
Второй момент – сами эмитенты. К сожалению, так получилось, что на нашем рынке банковский кредит рассматривается чуть ли не как единственный инструмент для привлечения средств под проекты. Кроме этого, часть компаний смотрят, можно ли получить какие-то средства из федерального бюджета. Для того, чтобы они поменяли свой взгляд и выходили на рынок капитала, нужно время и дополнительные стимулы со стороны государства. Дискуссия по этому поводу ведется уже несколько лет. Центральный банк принимает в ней активное участие, но решение за Минфином и правительством.
Мы не раз говорили, что достаточно серьезные программы субсидирования, которые сегодня ориентированы на кредит, можно было бы расширить и на долевое финансирование, чтобы субсидии получали и те компании, которые выходят на публичное размещение. Для таких компаний стоит предусмотреть льготы по налогу на прибыль, как минимум в федеральной части. Кроме того, на наш взгляд, было бы правильно, чтобы публичные компании имели преимущество перед другими компаниями на получение господдержки: если компании удовлетворяют установленным критериям, то приоритет отдается именно публичным.
Пока в определенной степени проработки находятся только меры, касающиеся расширения субсидирования на публичные размещения. И я очень надеюсь, что в достаточно близкое время эти возможности будут закреплены документально. По другим инициативам пока договоренностей нет. Но повторю, что без стимулов, естественным путем мы будем обеспечивать рост капитализации очень и очень долго. И к 2030 году достигнуть 66% ВВП будет очень сложно.
И наконец – вопрос доверия. Очень важным элементом является взаимоотношение компании и ее мажоритарного акционера с миноритариями. Если миноритарий приобрел акции компании, рассчитывая на один сценарий ее развития, а потом в ней что-то произошло: сменился крупнейший акционер, расширились сферы деятельности, случилось укрупнение бизнеса (слияние или поглощение), конечно, у миноритария должно быть право выйти из этой компании и, соответственно, получить за свои акции адекватную цену. Далеко не всегда на практике это достигается, что, конечно, снижает уровень доверия.
– То есть, исключительно органическим путем задача по удвоению капитализации невыполнима?
– Вы правы. За десять лет, с 2014 по 2024 годы, объем первичных размещений акций составил один триллион рублей. И это в условиях, когда на нашем рынке еще были иностранные инвесторы, которые совершали крупные сделки, добавляя объема и ликвидности фондовому рынку. Чтобы стремиться к целевым показателям, нам нужно в течение последующих нескольких лет каждый год размещать не менее одного триллиона рублей. Очевидно, что естественным путем выполнить эту задачу будет очень сложно. Дополнительно на это накладывается крайне неблагоприятная внешняя обстановка. Шоки тоже негативным образом влияют на капитализацию российского рынка.
– Могут ли заблокированные активы иностранных инвесторов на счетах типа «С» стать источником для выполнения задачи по удвоению капитализации фондового рынка РФ? В информационном поле звучат предложения «распаковать кубышку».
– Счета типа «С» вводились как контрсанкционный механизм, который актуален до сих пор. Что произойдет, если мы раскроем счета типа «С» в текущих реалиях? Очевидно, что бумаги будут проданы, деньги будут выведены за рубеж. С точки зрения финансовой стабильности это достаточно неблагоприятное развитие событий. И это случится одномоментно. Таким образом мы и цели по стимулированию инвесторов не достигнем, и что называется на ровном месте увеличим нестабильность фондового рынка.
Еще один вопрос, который нам предстоит решить, – каким образом относиться к средствам на счетах типа «С» тех российских инвесторов, которые в нарушение правил приобрели ценные бумаги у нерезидентов из недружественных стран. Это очень серьезная тема. Контрсанкционно эти активы мы не можем использовать, потому что они принадлежат российским резидентам. Тогда встает вопрос, каким образом их пустить в оборот.
Мне кажется, что самым правильным решением было бы постепенно вводить эти средства в оборот, чтобы не возникло риска финансовой стабильности, но одновременно взыскать штраф или удержать налог с российских нарушителей. Просто держать их долгосрочно в заморозке – спорное решение. Этот вопрос не является первостепенным, тем не менее, и его надо будет решить.
– А это о каких объемах может идти речь?
– Мы не раскрываем объем активов, которые находятся на счетах типа «С». Единственное, что могу прокомментировать, что объемы значительные.
– Как вы оцениваете выход на IPO «Дом.РФ» и дальнейшие планы еще ряд компаний с госучастием вывести на рынок? Будет ли это импульсом для развития рынка IPO, или нужны более масштабные шаги?
– Вывод компаний с государственным участием на рынок акций, безусловно, будет способствовать повышению его капитализации. Мы видим, что Минфин заинтересован в том, чтобы госкомпании выходили на публичный рынок, и создает для этого условия. «Дом.РФ» – это первый и, с нашей точки зрения, очень хороший пример. Менеджмент этой компании предпринял максимум усилий, чтобы повысить планку корпоративного управления.
В свое время мы сформировали опросник для компаний, насколько она соблюдает кодекс корпоративного управления и следует лучшим практикам. «Дом.РФ» находится на очень высоких позициях. Они могут стать неким бенчмарком для других компаний.
– IPO «Дом.РФ», на мой взгляд, – одно из немногих размещений российских компаний, когда эмитент раскрывает на своем сайте аналитические обзоры о себе, подготовленные банками-организаторами.
– Действительно практика раскрытия информации при выходе на IPO за последние несколько лет существенно ухудшилась. Сложно найти информацию о том, сколько стоит компания, каковы ее перспективы. И это в основном связано даже не с санкционным давлением, а с отсутствием давления от иностранных инвесторов, в первую очередь – крупных институциональных, для которых это было важно, и они задавали тональность.
– Вы говорили, что иностранный инвестор давал объем, ликвидность, теперь говорите про давление на эмитентов, в хорошем смысле слова. Как вы считаете, нужен ли России в текущей ситуации иностранный инвестор из дружественных или недружественных государств?
– Иностранные инвесторы давали нашему рынку три важных элемента. Во-первых, как я уже сказал, дополнительную ликвидность, объем. И это очень значимо. Во-вторых, так называемые «длинные» деньги. В основном это были институциональные инвесторы, которые были готовы вкладываться надолго. Это достаточно серьезно отличается от поведения многих инвесторов, которые присутствуют на нашем рынке. Как правило, это краткосрочные инвесторы даже на долевом рынке.
В-третьих, это качество корпоративного управления. Повторю: они задавали тональность. Зачастую являясь миноритарными инвесторами, они в максимальной степени отстаивали свои права. Они активно занимались разрешением споров, приходили на собрания, выдвигали членов в советы директоров, при необходимости обращались в суды. И самое главное, они очень жестко наказывали рублем: те компании, которые проводили размещение и потом не уделяли должного внимания миноритарными акционерами, в будущем не могли рассчитывать на иностранные инвестиции.
У российских инвесторов другая ментальность. Мы выпустили кодекс ответственного инвестирования, где призываем всех, в первую очередь российских институционалов, объединяться и защищать свои права. По одиночке сложно что-то сделать. Объединяющим звеном могли бы стать саморегулируемые организации, но, к сожалению, конфликт интересов, когда они должны занимать сторону профучастников, которые занимаются организацией размещения, а в ряде случаев это те же самые эмитенты, не дает им возможности сделать какие-то жесткие шаги по защите прав миноритариев.
Сейчас мы чаще используем мягкое регулирование (выпускаем рекомендации, принципы, подходы), но, если практика покажет, что его недостаточно, мы можем трансформировать его в императивные нормы через законодательные решения и нормативные акты.
Достаточно известная история, и я верю, что она завершится положительно, – это закрепление в законе правил по выпуску и поддержанию дивидендной политики. Главным драйвером в этом вопросе выступает министерство экономического развития, мы их максимально поддерживаем. Нам кажется правильным, чтобы на уровне закона было прописано, что у компании должна быть дивидендная политика, она должна исполняться, и, если она меняется, это должно объясняться.
Возвращаясь к иностранным инвесторам, мы понимаем, что сегодня повышенные внешние риски мешают им приходить на наш рынок. Поэтому то, что мы делаем сегодня в контексте стимулов, инструментов, инфраструктуры – это задел на будущее.
Для привлечения инвестиций из недружественных государств имело бы смысл создать более простые условия не только по входу на рынок, но и по выходу из него. Такую возможность дают счета типа «Ин». Определенный интерес к этому инструменту есть, но практических шагов мы пока не видим. Конечно, прошло совсем немного времени с момента их введения, и, полагаю, что только в следующем году можно будет понимать, насколько эта мера сработала. Кроме того, некоторое время назад появилась возможность удаленной идентификации. Российские банки могут договариваться с иностранными, которые будут проводить необходимую идентификацию. Решается вопрос о более простой постановке на налоговый учет. Но, повторю, это все – задел на будущее.
– Банк России в июле представил десять ключевых направлений комплексного повышения прозрачности IPO. На их основе регулятор планирует подготовить изменения в действующее регулирование. Критики выступали с мнением, что данные предложения не принесут оживление рынку IPO. Когда вступят в силу эти изменения, и какого эффекта вы ждете от них?
– Эти предложения направлены не на оживление рынка IPO, а на то, что при публичных размещениях должны учитываться интересы всех сторон: это эмитенты, инвесторы и организаторы. Все три стороны должны обладать определенными правами и обязанностями, должны понимать свою роль в этом процессе. К сожалению, в ряде случаев интересы не всех сторон учитываются, чьи-то нарушаются. Например, если мы говорим про аналитические отчеты. Сегодня компания сама может дать какую-то информацию о себе, что-то могут раскрыть андеррайтеры и брокеры. Но это все-таки информация аффилированных сторон, которые заинтересованы продать как можно дороже. Мы считаем правильным, чтобы компании получали отчеты независимых аналитиков и публично их размещали.
Были моменты, когда инвесторы не понимали, как работает механизм аллокации. Они делали заявку на определенный объем ценных бумаг, а получали намного меньше. Почему они столько получили? Какие принципы? Это очень серьезные вопросы, на которые нужно отвечать.
Часто не раскрывается принцип стабилизации цены (маркет-мейкинга) или периода, когда эмитент и аффилированные с ним лица не могут продавать бумаги (локап-период). Как показала практика, некоторые эмитенты заявляли о своем намерении соблюдать локап-период, при этом нигде не были прописаны ни условия, ни ответственность за его несоблюдение. В итоге это приводило к тому, на словах обещали не продавать, но продали, когда захотелось.
Очевидно, что все это подрывает доверие инвесторов к эмитентам, к андеррайтерам. И на основе этой практики мы подготовили доклад, обсудили его с рынком и, по большому счету, договорились об изменениях в регулировании.
Мы уверены, что принятие новых правил существенным образом повысит качество процесса размещения ценных бумаг.
– Когда начнет вступать в силу это регулирование?
– Я думаю, что до конца года мы опубликуем проект нормативного акта. В следующем году обсудим его, примем и направим в Минюст на регистрацию.
– Иностранные банки получили возможность открывать филиалы в России. Как вы считаете, возможно ли возвращение в Россию других компаний из финансового сектора, зарубежных рейтинговых агентств?
– Я бы разделил этот вопрос на две части. Первая – насколько сегодня эти компании сами готовы возвращаться? Я такого не слышал. Они действуют в рамках законодательства недружественных государств. В ряде случаев там установлена уголовная ответственность за взаимодействие с российскими экономическими субъектами. Даже иногда не только с санкционными, но и с несанкционными, так как их могут заподозрить в обходе санкций.
Вторая часть – насколько нам нужно, чтобы в Россию приходили, например, те же самые иностранные рейтинговые агентства? Сегодня для меня это очень большой вопрос. Примерно за десять лет у нас выросла российская национальная рейтинговая индустрия, на рынке работают четыре кредитных рейтинговых агентства и работают очень качественно, поддерживают высокие стандарты. В этом смысле мне кажется странным допускать на наш рынок иностранных участников. При этом никто не мешает российским компаниям для выхода на зарубежные рынки получать рейтинги иностранных рейтинговых агентств, не обязательно «большой тройки». Такая практика есть.
Кроме этого, мы сотрудничаем с рядом стран, в первую очередь членами ЕАЭС, над созданием регулирования по взаимному признанию национальных рейтингов. Это начало работать и уже приносит свои плоды.
– Я спрашиваю исключительно с точки зрения повышения конкуренции на российском рынке...
– С одной стороны, чем больше компаний, тем выше конкуренция. С другой – у нас не такой огромный рынок. Четыре рейтинговых агентства обеспечивают достаточную конкуренцию.
Добросовестная конкуренция никак не должна быть связана с демпингом, с иными вещами, которые, конечно, от крупнейших компаний можно ожидать, если они вернутся на наш рынок, особенно с учетом их возможностей. И совсем не хочется столкнуться еще раз с ситуацией, когда мы окажемся без рейтингов, если вдруг иностранные компании опять по каким-то причинам не захотят работать в России.
– Давайте поговорим о криптовалюте. В каком виде вы видите законодательство, которое опишет инвестирование в криптовалюты? Какие основные изменения надо внести? Почему отказались от проведения эксперимента в пользу прямого регулирования?
– Сейчас мы обсуждаем с Минфином, Росфинмониторингом и другими ведомствами наши предложения. К чему мы шаг за шагом приходим? Во-первых, нужно будет вносить изменения в законы: о цифровых финансовых активах, о рынке ценных бумаг, в банковское законодательство. Предполагается, что операции с криптовалютой будут совершаться в основном через действующих участников рынка на базе существующих лицензий. Мы считаем, что у нас есть вся необходимая инфраструктура для работы с криптовалютой. Надо подумать, введем ли мы отдельную категорию криптообменников. Только у них, возможно, пойдет речь о новой лицензии, но это надо обсуждать.
Во-вторых, для нас принципиально важным является «обелить» данный сектор, сделать его регулируемым. Для этого необходимо не только создать правила, как и через кого проходят операции с криптовалютой, но и установить жесткие ограничения и запреты. Все, что будет проходить вне этого контура, будет считаться нелегальной деятельностью. Нужно также учитывать, что к вопросу регулирования криптовалют приковано серьезное международное внимание, в первую очередь – FATF. А с учетом того, насколько скрупулезно они смотрят наши правила, нужно как можно быстрее принимать регулирование. Поэтому мы отказались проводить эксперимент: у нас физически не остается времени на то, чтобы сначала его провести, а потом еще несколько лет анализировать и запускать что-то постоянное.
Мы готовим предложения по изменению законодательства, который в том числе предусматривают несколько переходных периодов, чтобы все участники имели достаточно времени выйти из «серой» зоны в легальную плоскость и нормально работать. В весеннюю сессию 2026 года можно было бы принять этот закон, чтобы он вступил в силу до конца 2026 года. Предполагается, что ответственность за нелегальные операции наступит с середины 2027 года.
– Удалось договориться, кого допускать к операциям с криптовалютой?
– Изначально мы предложили создать отдельную категорию инвесторов – суперквалифицированных, и разрешить инвестировать в криптовалюты только им. После серии обсуждений мы отошли от этой идеи и согласились допустить на этот рынок квалифицированных инвесторов при условии, что они пройдут определенное тестирование. Окончательное решение еще не принято, подвижки в этой области еще возможны.
В настоящее время криптовалюты используются не только как инвестиция, но и как средство трансграничных платежей. Это очень важный момент, который нельзя не учитывать. Нам, конечно, хочется максимально оградить российского розничного инвестора от операций с таким рискованным активом. С другой стороны, мы понимаем, что в сложившихся обстоятельствах в ряде случаев провести какие-то международные платежи можно только с использованием криптовалюты. Поэтому дискуссия продолжается.
– Сколько, по вашему мнению, в России может быть инвесторов, имеющих доступ к сделкам с криптовалютами? О каком объеме «белого» российского рынка криптовалют может идти речь после внедрения прямого регулирования?
– Сейчас в России около миллиона квалифицированных инвесторов. Для их тестирования должны быть вопросы на понимание работы «крипты», ничего сверхъестественного. «Квалам» будет несложно на них ответить и получить необходимый статус. Если же будет принято решение при определенных условиях допустить до этого и «неквалов», значит, круг тех, кто сможет проводить операции с криптой, расширится. И здесь надо быть максимально аккуратными. В частности, для таких инвесторов может быть установлен доступ только к наиболее ликвидным инструментам.
Объемы рынка называются самые разные, это очень сложный подсчет. При этом основной объем сконцентрирован не в рознице. Это либо какие-то по-настоящему суперквалифицированные физические лица, либо компании, которые это делают как для инвестирования, так и для расчетов. Будет «белый» рынок, будем собирать отчетность, соответственно будем более точно понимать масштабы.
– Что будет с обычными людьми, которые уже вошли в эту «серую» зону и купили криптовалюту? Что будет с их криптоактивами?
– Если у них будет статус лица, который не может проводить операции с криптоактивами, они смогут либо держать их дальше, либо продать или обменять на какую-то фиатную валюту или другие активы. На выход из криптоактивов никаких ограничений не предполагается – ни по времени, ни по объему. Ограничиваться будут только новые сделки на покупку.
– Во внешнеэкономической деятельности сейчас криптовалюты используются не так масштабно, как вы ожидали?
– Действительно, объемы, которые проходят по внешнеторговой деятельности, не такие большие. По разным причинам. Российские и иностранные участники из-за рисков остерегаются переводить значимую часть своих расчетов в криптоактивы. Это также говорит о том, что прямые расчеты через традиционные банковские каналы продолжают работать.
Мы очень многое сделали, чтобы развить расчеты в валютах дружественных стран. Доля рубля и ряда других валют выросла сильно. Как показывает практика, при нормальном выстраивании взаимоотношений, платежи могут проходить, и в общем это обеспечивает нашу внешнеторговую деятельность.
– Банк России разрешил финансовым организациям предлагать квалифицированным инвесторам ценные бумаги, ЦФА и ПФИ с привязкой к криптовалюте. Видите ли вы повышенный интерес к таким инструментам у квалифицированных инвесторов?
– Нет, повышенного не видим, но определенный интерес есть. Запущены торги фьючерсами, которые привязаны к криптовалютам, и открытая позиция сегодня по таким инструментам составляет несколько миллиардов рублей. Средний дневной объем торгов – чуть меньше миллиарда рублей. Сами участники рынка не торопятся серьезно вкладываться в такого рода инструменты. Они видят, что риски достаточно велики, волатильность сильная, и в основном обеспечивают свои уже открытые ранее позиции, хеджируют их, либо хеджируют свои внешнеэкономические платежи. То есть, по большому счету, это дополнительный инструмент для страхования своих уже имеющихся требований или обязательств.
– Профучастники жаловались на требования Банка России ограничить розничных неквалифицированных инвесторов от любой информации, посвященной такого рода инструментам.
– Правильно, потому что сегодня эти инструменты можно предлагать только квалифицированным инвесторам. Зачем в таком случае будоражить внимание неквалифицированных? Какая цель? Чтобы увеличить их риски? Я ее не понимаю. Это очень странная позиция.
– Можно ли утверждать, что ваше внимание как регулятора значительно строже к тем участникам рынка, которые предлагают в России или через «дочки» в соседних государствах инструменты, связанные с «криптой», нежели к тем участникам, которые такие инструменты не предлагают?
– Нет, внимание совершенно одинаковое. Другое дело, что мы всем профессиональным участникам давали рекомендации не предлагать неквалифицированным российским инвесторам инструменты, связанные с криптоактивами. И очевидно, что с теми, кто по разным причинам не прислушался к нашим рекомендациям, мы работаем и пытаемся донести нашу позицию.
Мы очень хорошо понимаем, что розничный инвестор очень эмоционально воспринимает информацию, и, учитывая это, можно подвигнуть его на покупку крайне рискованного актива. Если бы после этого профучастники в течение пары лет несли ответственность за свои действия, это был бы другой разговор. Но они же этого не делают. Они выполнили поручение клиента, и после этого клиент остается наедине со своими проблемами. Поэтому отношение одинаковое, просто мы хотим, чтобы наши рекомендации разумно учитывались.
– По вашему мнению, нужен ли в России специальный омбудсмен для инвесторов, которого предлагает внедрить НАУФОР? Или же достаточно существующих механизмов защиты инвесторов?
– Для начала важно посмотреть, как заработает система гарантирования по индивидуальным инвестиционным счетам. Также надо понять, что не устраивает в действующих механизмах защиты.
Помимо судов, если мы говорим не только про акции, но и про облигации, есть общее собрание облигационеров, есть представители владельцев облигаций. Эти институты не идеально работали в течение последних десяти лет, но это не означает, что теперь их надо отодвинуть в сторону и придумать новый инструмент. Мы планируем их переформатировать, чтобы они были более эффективными и наилучшим образом защищали права владельцев облигаций.
Только после этого можно начать обсуждать вопрос спецомбудсмена.
– Как ЦБ РФ смотрит на чувствительные кейсы «Домодедово» и компании «Борец», когда правоохранительные органы замораживают выплаты по облигациям? Это новый риск на рынке публичных заимствований?
– Как показала практика, и в отношении облигаций, и в отношении акций – это новые риски. С одной стороны, мне очень понятна позиция госорганов: государство хочет восстановить свои права в отношении того или иного актива, если считает, что этот актив попал в частные руки незаконным путем. Конечно, у государства должны быть все возможности, чтобы максимально быстро и эффективно вернуть это обратно.
С другой стороны, в ряде случаев права иных лиц, также прописанные в законодательстве, не учитываются. В этом случае мы в рамках наших полномочий ведем диалог с коллегами из правоохранительных и судебных органов о том, что необходимо более точно подходить к формулировкам. Общие формулировки могут привести к несоблюдению прав, закрепленных тем же самым законодательством в отношении других лиц.
Что очень важно, нас слышат. Я уверен, что это эксцесс первых быстрых решений.
– Росимущество в ответ на предписание Банка России о необходимости предложить акционерам «Южуралзолота» (ЮГК) выкуп акций заявило об отсутствии в законодательстве Российской Федерации юридического механизма направления соответствующей оферты. Действительно ли это так, и что, по вашему мнению, нужно сделать, чтобы исправить ситуацию?
– Наша правовая позиция заключается в том, что законодательство содержит четкие нормы на этот счет. Юридических заключений, которые обосновывали бы другую позицию, нам не предоставляли. При приобретении крупного пакета мажоритарный акционер обязан предложить миноритариям выкупить у них акции. Законодательство не делит возможность выставления оферты в зависимости от того, какое лицо стало собственником – государство или частное лицо. Никакой разницы нет. Надо просто исполнить свою обязанность и действовать дальше.
Илья Нестеров, РИА Новости