Первое интервью нового куратора денежно-кредитной политики ЦБ РФ Дмитрия Тулина
Ниже следуют высказывания Тулина по ключевым вопросам. Беседовала Елена Фабричная.
О ПРИХОДЕ В ЦБ
«Сам удивляюсь (решению вернуться в ЦБ). Я очень быстро согласился, вербовка заняла 10-15 минут. Эльвира Сахипзадовна Набиуллина мне предложила эту позицию, причем мы не были с ней особенно знакомы раньше. Встречались на мероприятиях, но нас даже не представляли. Мы поговорили, и я согласился, с легким сердцем. А потом только стал думать, почему согласился.
Я же здесь вырос. После окончания института я пришел в Госбанк СССР и работал непрерывно 16 лет. Так что я — осколок империи. Наверное, это как первая любовь, она не забывается. В этих стенах я начинал, значит, надо и заканчивать. Мы все живые люди, имеем свои привязанности, наверное, это сыграло свою роль».
ПОЧЕМУ ДЕНЕЖНО-КРЕДИТНАЯ ПОЛИТИКА, А НЕ НАДЗОР
«Хорошо это или плохо, но по жизни мне всем приходилось заниматься. Непосредственно за денежно-кредитную политику в ЦБ я никогда не отвечал. Но операциями на рынках ценных бумаг, управлением резервами, операциями на международных рынках — приходилось заниматься. Работал в Международном валютном фонде. Чем только ни занимался, в годы юности я даже учился на валютного дилера. По денежно-кредитной политике я писал статьи, мне это интересно. Возможно, старею, для меня ЦБ это не просто коридор с портретной галереей, это память, это люди, которых я знал, некоторых из них уже нет в живых. Моя мотивация — традиции, преемственность, интерес, чувство долга. Я в юности греблей занимался, прошло почти 40 лет, а тело и голова все равно помнят и требуют, поэтому в задней комнате у меня стоит тренажер, полностью имитирующий процесс гребли. Также и здесь, руки помнят, интерес остался.
Мне конкретно предложили эту вакансию и меня это радует. А надзор — интересная тема, но не знаю, что сложнее, что хуже. Тема надзора меня слишком сильно возбуждает и я рад, что получилось именно так, не жалею ни о чем».
ПРО СБОИ В ДЕНЕЖНО-КРЕДИТНОЙ ПОЛИТИКЕ
«Я не вижу сбоев в денежно-кредитной политике. Я уважаю профессиональную культуру Банка России. Политика любого ЦБ меняется в зависимости от условий. Возьмем ФРС США — при Волкере было одно, при Гринспене — другое, при Бернанке — третье. Свои нюансы, тактические решения, промежуточные цели».
О СВОЕЙ РОЛИ
«Я лишь член команды. Если проводить аналогию с моим любимым видом спорта — греблей, то когда тебя приглашают в восьмерку гребцов, ты сидишь один из восьмерых и как оценить влияние на команду? Оно вроде бы, с одной стороны, не ощутимо, а с другой стороны, наверное, твой вклад в результат очень значим. Хочешь сделать, как лучше. А судить о том, какой вклад я внес, это пусть другие оценивают, это очень не быстро и не скоро — через год, два, три».
О ЗАДАЧАХ, КОТОРЫЕ СТАВИТ РУКОВОДСТВО
«Во-первых, наверное, я один из людей, кто формирует политику и участвует в принятии решений. Решения ЦБ всегда непростые, потому что нам нужно находить компромисс между часто конфликтными целями, находить решение, которое бы было гармоничным, с точки зрения экономических интересов очень многих категорий людей, которые живут и работают в нашей стране. Я один из тех людей, кто участвует в этих обсуждениях, пытается искать правильные, разумные, сбалансированные решения. У нас есть люди с разным профессиональным опытом, что очень важно для принятия сбалансированных решений. Я не всю жизнь работал в Центробанке, большую часть жизни я не работал в нем, и, наверное, я пока еще со стороны могу посмотреть на нас, на себя самого, могу оценить, как действия или бездействие ЦБ влияют на положение людей, работающих в банковском секторе, нефинансовом секторе экономики. Наверное, мой опыт может пригодиться.
А вторая роль больше операционная. Когда принято решение о тактике нашей политики, то я должен в рамках принятых решений добиваться того, чтобы эти механизмы работали. Потому что ЦБ — это не только политический орган (принимающий решения в области денежно-кредитной политики), это еще и кредитный институт, который должен владеть всеми инструментами банковской политики — кредитование, финансовые операции. И если мы приняли решение, что будем рефинансировать через какой-то канал экономику, значит, этот канал должен работать без сбоев. И, поскольку есть опыт практической работы, я должен этим заниматься».
О РАЗДЕЛЕНИИ ПОЛНОМОЧИЙ С ПЕРВЫМ ЗАМПРЕДОМ ЦБ КСЕНИЕЙ ЮДАЕВОЙ
«Мы друг друга замещаем при отсутствии. У меня четыре подотчетных департамента. Департамент операций на финансовых рынках и департамент обеспечения и контроля операций на финансовых рынках. Фактически — фронт-офис и бэк-офис. Департамент денежно-кредитной политики, часть людей из которого перешли в департамент Ксении Юдаевой. Под ее ведением создается департамент исследований и прогнозирования. И еще у меня сводный экономический департамент, который возглавляет Надежда Иванова, с которой я знаком чуть ли ни с детства.
В банковской терминологии то, чем занимается Ксения Валентиновна, называется Chief Economist — мозговой центр, центр исследований. Я совершенно не позиционирую себя как макроэкономист в современном понимании этого слова, я больше человек, который занимается реализацией денежно-кредитной политики. Плюс, нам нужно лучше понимать, как наша политика влияет на реальный сектор экономики. И такие задачи будут поставлены перед создаваемым департаментом исследований, который будет курировать Ксения Юдаева».
ПРО РЕЖИМ ИНФЛЯЦИОННОГО ТАРГЕТИРОВАНИЯ:
«Переход к этому режиму задумывался Банком России очень давно, еще до прихода Эльвиры Набиуллиной. Она пришла на уже созревшую почву и ее уговаривали в эту веру обратиться. Идеологом этого режима был еще, по-моему, Алексей Валентинович Улюкаев.
Почему назрел переход? Потому что кончалась эра притока нефтедолларов, перестали расти такими быстрыми темпами международные резервы Центробанка, а рост резервов — через покупку валюты Центробанком — был основным источником роста денежного предложения. И мы страдали из-за того, что оно росло более высокими темпами, чем хотелось, и темпы инфляции были выше, чем хотелось бы, так называемая голландская болезнь. Но это приятная болезнь. Болезнь богатых. А когда кончился этот рост, то нужно было что-то придумать, как рефинансировать коммерческие банки. И здесь возникла дилемма. Если через регулирование денежного предложения, то какими должны быть количественные параметры? Если, например, спрос будет выше предложения, то как решать, кому давать, каким банкам? Под какие целевые программы? Как выстраивать приоритеты? Эти проблемы решались по-разному, иногда административными методами: в Китае — директивами, в Италии — через целевые государственные программы. Но административные методы зачастую неэффективны. Именно поэтому идея регулирования спроса через ставки очень привлекательна, поскольку не будет давления, все будет решать рынок. Мы будем регулировать ставку, а дальше спрос будет меняться в экономике. А если кто-то захочет канализировать эти денежные потоки, пусть это делает с помощью административных рычагов правительства, через субсидирование ставок для приоритетных заемщиков. Что и происходит сейчас, насколько это эффективно, это другой вопрос».
ПРО ПЛАВАЮЩИЙ КУРС:
"Свободное плавание — это один из элементов режима инфляционного таргетирования. Наверное, отчасти нам всем не повезло с точки зрения неблагоприятного для всей страны, для правительства, для людей и Центробанка, изменения условий внешнеполитической и внешнеэкономической среды. Два шока — резкое изменение ценовых условий международной торговли и известные политические события, которые привели к тому, что наша экономика оказалась отрезана от рынков внешних заимствований. Это экстремальные условия, учитывая, что до этого мы 20 лет пытались интегрироваться в мировое хозяйство, глобальную экономику и найти свою нишу там. И по нам это ударило. Мы, в отличие от некоторых других стран-экспортеров, откладывали лишь незначительную часть нефтяной ренты от сверхдоходов в суверенные фонды, а большую часть мы использовали для потребления. Мы стали лучше жить, что видно по статистике — и по количеству автомобилей, и по уровню жизни граждан, и по рыночному валютному курсу. Резко повысился уровень потребления. И когда произошла коррекция, выяснилось, что за каждый кубометр газа или тонну вывозимой нефти мы стали покупать в два раза меньше в натуральном выражении импортных потребительских товаров. Это неизбежно привело к снижению уровня потребления, что в финансовых показателях выражается в снижении курса, реального уровня зарплат, доходов, покупательной способности. Коррекция потребления, снижение уровня жизни в связи с этими внешними шоками совпали по времени с переходом к режиму таргетирования инфляции. И это, безусловно, невезение.
Это резко осложнило все наши задачи, и плавающий курс мог бы быть плавающим при небольшой волатильности, а тут его плавание совпало с внешними шоками, вызвав большие колебания. Это вынужденная коррекция курса, девальвация была неизбежна. Можно спорить только по тактике — как это должно было произойти.
Как было бы лучше, я не знаю, по-всякому можно судить. И если бы я был в декабре в Центральном банке, я не знаю, за что бы я голосовал, что бы предлагал. Очень легко быть умным задним умом. Было бы безответственно, неэтично и нечестно комментировать то, что было.
То, что курс должен был скорректироваться и примерно в таких масштабах, как это произошло, плюс-минус 10 процентов, это у меня не вызывает сомнений. Жизнь изменилась, мир вокруг нас изменился, и курс должен был упасть. Даже в Норвегии, которая сберегает все сверхдоходы от нефти в фонде будущих поколений, и то у них снижение цены на нефть приводит к разовой коррекции курса на 20 процентов. А мы, которые все это потребляли, нам для того, чтобы прийти в себя, и изменить свои стандарты потребления, нужна значительно более масштабная девальвация. Поэтому, то, что произошло, это было объективно, все остальное это обсуждение технических моментов«.
О ВНЕШНИХ ДОЛГАХ И РЕЗЕРВАХ
«Мы оказались отрезаны от рынков иностранных заимствований. При нашем включении в глобальную систему разделения труда, это очень неприятная вещь, потому что страна рассчитывает на то, что ее задолженность будет рефинансирована. В этих условиях ЦБ, как держатель международных резервов государства, обязан их экономить и поддерживать подушку безопасности, которая позволила бы обслуживать внешний долг не только государства, но и подстраховывать, помогать нашим компаниям обслуживать свои долги. Помогать через рефинансирование банков, прежде всего, и при необходимости, через прямую продажу валюты на рынке, разными путями. Но подушка должна быть.
По всем методикам оценки достаточности резервов, пока у нас все нормально. Если мы не наделаем каких-то немыслимых глупостей, мы обслужим внешний долг. Но это дополнительное ограничение нашей политики. И, естественно, при таких внешних условиях, когда мы вынуждены очень экономно относиться к расходованию золотовалютных резервов, факторы волатильности курса возрастают. Не повезло с внешними условиями, это не значит, что тактика плоха или инструментарий».
О ПОЛИТИКЕ ЦБ В НОВЫХ РЕАЛИЯХ
«Критики политики ЦБ верят в то, что как корабль назовешь, так он и поплывет. Они верят, что если написать, что ЦБ должен заботиться об экономическом росте, то так и будет. Но фактически это ничего не изменит. В законе прописана наша цель — обеспечивать устойчивость рубля, это аккуратная формулировка. Как измерить устойчивость? Это какие темпы инфляции? Ни один руководитель ЦБ не может абстрагироваться от того, что происходит в стране с реальной экономикой и финансовым сектором.
У любого Центробанка множество целей одновременно, которые он преследует. Наши цели: это устойчивость рубля (ценовая стабильность, контролируемые темпы инфляции), это финансовая стабильность (чтобы не было системного банковского кризиса, работали платежные системы и небанковский сектор), и мы не можем не думать о реальном секторе экономики. Но, конечно же, все наши инстинкты и приобретенные рефлексы срабатывают в первую очередь на инфляцию. Поэтому мы по-прежнему считаем, что в декабре 2017 года инфляция будет 4 процента. Это вполне реализуемая цель, которая не противоречит цели возвращения к устойчивому экономическому росту в новой внешнеэкономической и политической обстановке за счет внутренних источников развития».
О ПРИОРИТЕТЕ ЦЕЛЕЙ
«Вообще просьба выбрать одну из одинаково желанных целей зачастую ставит человека в тупик. Обычно люди, конечно же, хотят всех целей достичь одновременно, и отказываются найти компромисс хотят быть здоровыми и богатыми, а не бедными и больными. Человек отказывается выбирать между «бедным, но здоровым» и «богатым, но больным». Мы вместе с правительством решаем сложные оптимизационные задачи — как пройти между конфликтными часто целями.
О РЕАЛЬНОЙ СТАВКЕ
«Это заблуждение, когда люди считают, что ключевая ставка Центробанка, который занимается таргетированием инфляции и живет в этой парадигме, должна быть обязательно выше текущих темпов инфляции. Это совершенно необязательно».
ПРО ЖЕСТКУЮ ПОЛИТИКУ ЦБ
«Как мы оцениваем, жесткая наша политика или не жесткая? Через ключевую ставку мы влияем на функцию спроса конечных заемщиков на банковские кредиты. Еще своей ставкой мы влияем на ставку межбанковского рынка, стремимся, чтобы она была в процентном коридоре. Дальше ставка межбанковского рынка влияет на величину и структуру ставок по операциям банков, что, в свою очередь, влияет на спрос. Мы смотрим, захотят люди по таким ставкам деньги брать взаймы или не захотят. А это влияет на денежную массу. Поэтому оценивая, жесткая наша политика или не жесткая, мы смотрим, как изменились параметры денежного обращения. По оперативным данным на 1 марта 2015 года, денежная масса (М2) в годовом выражении выросла всего лишь на 4,0 процента, а денежная база в узком определении — на 0,1 процента. Темпы роста денежной массы ниже, чем темпы роста номинального валового продукта. Значит, уровень монетизации экономики уменьшился. То есть, наша монетарная политика достаточно жесткая».
О ДЕКАБРЬСКОМ РЕШЕНИИ ПОВЫСИТЬ СТАВКУ
«Повышение ключевой ставки в декабре до 17 с 10,5 процентов было шоковым, но необходимым решением. Но одно дело просто человека встряхнуть, окатить его холодной водой, чтобы отрезвить, а другое дело — каждый день изо дня в день держать его в ледяной ванне, это, наверное, вредно для здоровья. Поэтому это решение никто не рассматривал, ни рынок, ни мы, как постоянное. Валютный рынок стабилизировался, как Центральный банк и рассчитывал».
О ЯНВАРСКОМ РЕШЕНИИ ПОНИЗИТЬ СТАВКУ
«Постараюсь объяснить логику решения. То, что наша политика жесткая, было видно по январским оперативным показателям. Денежная масса не растет, либо растет очень медленно, есть рост текущих темпов инфляции, но он в решающей степени определяется эффектом немонетарного свойства, в основном, это перенос издержек производства в связи с ростом стоимости импорта на конечного потребителя.
Если рубль девальвировался на 50 процентов, то, соответственно, это привело к росту стоимости импорта, а импорт в российской экономике играет очень большую роль, оказалось, даже большую, чем мы могли представить. Даже у предприятий, ориентированных на внутреннее потребление, доля импорта высока. В пищевой промышленности, например, у шоколада, где импортные какао-бобы, упаковка, наполнители, импортная составляющая в цене выше 80 процентов. Чтобы экономика перестроилась на импортозамещение, должен пройти не один год.
А пока все, кто могут переложить удорожание импорта на конечного потребителя — они перекладывают, те, кто не может, они закрываются, или, напротив, выживают, сокращая свои издержки и повышая эффективность. Этот шок от изменения ценовых условий внешней торговли приводит частично к инфляции, частично — к падению ВВП и производства. И пик этого процесса перекладывания возросших издержек — по оценкам и ЦБ и Минэкономразвития — еще не пройден. Он будет пройден где-то во втором квартале, исчерпает он себя, возможно, к концу года.
Именно поэтому мы все и прогнозируем снижение темпов инфляции. Пока наш прогноз остается — 10 процентов инфляции к концу января 2016 года, может быть, первый квартал, а не январь».
«Самое сложное было оценить экспертным путем значение монетарных и немонетарных факторов и влияние ставки на рыночные ожидания. Анализ показал, что в значительной степени это эффект переноса возросших издержек, и мы ожидаем, что инфляция снизится, и что наше понижение ставки само по себе не будет способствовать разжиганию инфляционных ожиданий и, скорее всего, оно не будет способствовать резкому увеличению спроса на заемные средства. Потому что все равно ставка остается высокой и запретительной для многих заемщиков. Потому что после рыночного шока банки резко увеличили маржу сверх ключевой ставки. Если раньше они давали деньги заемщикам по ставке ключевая плюс два-три процентных пункта, теперь — ключевая плюс 5 процентных пунктов и выше. Поэтому после долгих дебатов и споров мы решили, что на инфляцию решение о снижении ставки не повлияет в худшую сторону, но что оно будет способствовать стабильности банковского сектора, поскольку возросшие ставки могут приводить к убыткам у банков. Банки несут возросшие процентные расходы по кредитам ЦБ, плюс они вынуждены были повысить ставки по привлекаемым депозитам, вкладам населения. Банки, кто мог, пытались переложить эти убытки и возросшие процентные расходы на заемщиков, стали уговаривать всеми правдами и неправдами перезаключить действующие кредитные договоры по более высоким ставкам или, если заемщики в этом отказывали, они по вновь выдаваемым кредитам стали резко задирать ставки».
«Мы посчитали, что мы без всякого ущерба для своей антиинфляционной политики сможем помочь делу поддержания финансовой стабильности. И третий фактор, что при прочих равных условиях реальная экономика вздохнет свободнее. Здесь важны не сами 2 процентных пункта, потому что, что 17, что 15 — это все равно для большинства много. Мы проводили исследования, сколько предприятий, в каких секторах экономики способны пережить эту ставку. Выяснилось, что зафиксируют чистый убыток в первом квартале 2015 года очень многие компании, потому что у них операционные доходы меньше, чем необходимо на расходы по выплате процентов, общий уровень рентабельности низкий. А учитывая, что ухудшится качество банковских заемщиков, то может возникнуть угроза системного банковского кризиса. В этом случае возрастут государственные расходы по поддержанию стабильности системы, что неизбежно приведет к росту денежной массы. Если мы будем давать длинные дешевые кредиты на предотвращение банкротств системообразующих банков, вся наша денежно-кредитная политика будет разрушена и деформирована с жестокими последствиями для инфляции. Поэтому, как и всегда поступают центральные банки, мы следим за всеми составляющими системы, а не за одним из параметров, и пытаемся найти оптимальное решение».
ПРО МАРТОВСКОЕ РЕШЕНИЕ
«По февральским данным наша политика остается жесткой. Январское смягчение на 2 процента — это сигнал, это нормализация или даже первый шаг к нормализации ситуации. Нужно дожить до мартовского заседания, будет поступать новая информация, новая статистика, опросы потребителей, их ожидания.
По косвенным признакам, инфляционные ожидания снижаются. Люди привыкают к хорошему, много лет подряд жили в условиях относительно стабильного валютного курса и стабильных темпов инфляции, и сейчас они отказываются верить в то, что их жизнь ухудшится надолго, они предпочитают думать, что не будет долго высокой инфляции. Это видно по некоторым примерам: инициатива торговых сетей, аптек, заморозить цены на несколько месяцев, я уверен, что если бы люди верили и ожидали, что ухудшение их уровня жизни через рост цен навсегда или очень надолго, они бы с такими инициативами не выходили. Просто все пока предпочитают думать, что падение уровня жизни должно остановиться. Ну, выросли темпы инфляции, но это ненадолго, вот сейчас потерпим, а потом все образуется. Такой оптимизм определенный.
Был резкий всплеск потребительской активности в декабре, да, ценники повысились, но в январе цифры продаж упали, покупательный спрос не бесконечный: люди стали больше сберегать, приостановился отток средств со вкладов. Есть признаки, пока еще не очень твердые, что нет уже всплеска инфляционных ожиданий.
Но решение мы принимаем все-таки на конкретную дату, и на позицию руководства ЦБ влияет информация и суждения, поступающие вплоть до кануна дня совета директоров, а иногда даже и до последнего часа».
ЯНВАРСКОЕ ПОНИЖЕНИЕ СТАВКИ — ЭТО СИГНАЛ
«Мы дали сигнал, надежду. Есть теория, что этот сигнал сам по себе способствует уменьшению инфляционных ожиданий. Многие люди, которые работают в бизнесе и промышленности, и банкиры, которые с ними сотрудничают, независимо друг от друга, говорили нам, что сейчас решается, сворачивать инвестиционные программы или не сворачивать. „У нас есть какие-то свои внутренние ресурсы, я думаю вкладывать или не вкладывать или вообще закрыться и сидеть, или уехать куда-нибудь в теплые края, и сигнал Центробанка будет влиять на наше решение“, — говорили они. Поэтому мы дали надежду. Если можно дать людям надежду, не убивая свои цели, надо давать. Дальше — будем смотреть».
О РАСХОЖДЕНИИ РЕШЕНИЙ ЦБ И КОНСЕНСУСА АНАЛИТИКОВ
«Я искренне считаю, что это проблема аналитиков. Пусть они глубже вникают. У нас работают люди из их среды. Они что, когда здесь работают, меняются или становятся непредсказуемыми? Нет. Они просто попадают в иной мир, где у них другие задачи. Конечно, у них информации больше, и они не имеют права о многих вещах говорить. А в остальном они такие же аналитики, как и те, кто пытается прогнозировать решения ЦБ. Если действия ЦБ не могут спрогнозировать, возможно, и нам нужно лучше коммуницировать. Но что будет в марте, я искренне говорю, мы не знаем, мы не скрываем».
О ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ В ПОЛИТИКЕ
«Как политику охарактеризовать — это чистое плавание или грязное, это таргетирование инфляции или не таргетирование? Нас меньше всего волнует чистота теории. Если можно провести такое сравнение — когда в бассейне люди плавают на соревнованиях разными стилями — баттерфляй, либо на спине, либо вольным стилем, либо брасом, иное не допускается. Но мы не на этих соревнованиях, у нас цель — плыть и не утонуть, в открытой воде, где меняется внешняя среда, где шторма, течения, вода то теплая, то холодная, хищные рыбы, акулы того гляди проглотят. И мы плывем, устали — на спину перевернулись, по-собачьи плывем, без разницы, лишь бы не утонуть. И смена стиля — это не самое главное. Главное — это обеспечение выживаемости нас всех в этих бурных водах. Экономика вообще не строгая наука, это процесс во многом ситуативный».
ОБ АВТОРИТЕТЕ ЦБ
«Когда рынок лихорадит, ситуативно реагируя на это, власти тоже очень быстро и гибко меняют параметры своей политики. Это исключительно реакция на изменения среды. Люди, принимая то или иное решение, руководствуются интересами дела, а не заботятся об имидже. Лучше вовремя сказать, что лечение, которое мы с вами пробовали, не подходит, давайте попробуем что-нибудь другое. Это будет честно и более ответственно. А нечестный человек, который думает, что скажет о нем молва, он будет упрямо гнуть свою линию. Замечательно, когда ты правильно делаешь, и твою работу сразу оценивают, но бывает и так, что не оценивают. А что делать?».
ПРО ПИК ПО ИНФЛЯЦИИ
«Во втором квартале — между 17 и 20 процентами может быть, как в прогнозе Минэкономразвития. Не хотелось бы произносить магическую цифру 20, но даже если это случится, ничего страшного не произойдет. Какой у нас подход? Дело не в том, кто точнее угадает. Мы готовы к любому пику. Либо будет такое плато — ниже 20 процентов, но продержится несколько месяцев, либо будет 20, зато потом упадет быстрее. Тренд мы все одинаково прогнозируем, также как и эффект переноса издержек.
А абсолютные цифры, мы их считаем, я восхищаюсь точностью, до десятых долей процента. Цифры нас не шокируют, мы к этому готовы, ничего страшного не будет, это не меняет наши представления об экономике».
СНИЖЕНИЕ СТАВКИ И КРЕДИТОВАНИЕ
«Рано еще судить о влиянии январского снижения ставки, прошло меньше месяца, цифры ненадежные. Но ставки всё равно огорчительно высокие. Наша ставка стала выше додекабрьской в 10,5 процента на 4,5 процентного пункта. Огорчает то, что процентная маржа у банков расширилась, а это огромная нагрузка на экономику. При прочих равных условиях, чем ниже маржа, тем лучше экономике — и домашним хозяйствам, и корпоративному сектору. В рамках существующих подходов к взаимодействию с коммерческими банками мы никак не можем повлиять на уровень маржи.
Эффективность работы Центробанка снижается, и все классические подходы экономической теории не действуют из-за структуры нашей монополизированной экономики, где уровень конкуренции низок.
Все эти модели госрегулирования рыночной экономики построены на допущении, что есть высокая конкуренция и предприятия могут снижать свои издержки, свою доходность, и спрос будет влиять на предложение, а при высокой степени монополизации это плохо работает. У нас высокая монополизация и в реальном секторе и в банковском сегменте экономики. И это очень сильно снижает эффективность работы трансмиссионного механизма в рамках инфляционного таргетирования. Потому что межбанковский рынок очень сегментирован. Мы работаем в особых условиях.
Административно влиять на уровень маржи банков — значит выходить за рамки нашей компетенции».
ОТКЛОНЕНИЕ РЫНОЧНОГО КУРСА ОТ ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО
«Точных и однозначных измерений не существует. Мы считаем, что рубль недооценен в пределах 10 процентов. Рынок пришел в некоторое равновесие, причем без нашего существенного участия».
О ДАВЛЕНИИ НА ЭКСПОРТЕРОВ
«Экспортеры сами сделали свой выбор. Надеюсь, они привели свои валютные активы к показателям на 1 октября 2014 года и будут их поддерживать. Мы не ожидаем никаких существенных изменений в их поведении после 1 марта. По-моему, они осознали, что мы все друг от друга зависим, что мы все находимся в одной лодке, которую не нужно раскачивать. Какие-то гипотетические прибыли, которые они могут получить от игры на валютном курсе, искусственно задерживая продажи валютной выручки или ускоряя покупки, это не спасет их от фундаментальных долгосрочных проблем. У многих из них есть некоторое волнение по поводу своей способности обслуживать внешние долги, и они рассчитывают на моральную и институциональную поддержку государства. Если у них какие-то кассовые разрывы возникнут, то государство через ЦБ или Минфин их поддержит, в виде предоставления валютной ликвидности на возвратной основе».
О ПОДДЕРЖКЕ ЭКСПОРТЕРОВ
«Мы начали это делать, в конце прошлого года, предоставляя валютное рефинансирование, и лимит был озвучен в $50 миллиардов. Мы работаем через кредитные организации, которые отвечают на заявки, в том числе, и экспортеров. То есть банки решают собственные проблемы прежде всего, и отвечают на потребности своих клиентов-экспортеров.
С конца декабря у нас есть информационное взаимодействие, мониторинг финансового положения экспортеров. Есть график платежей крупнейших российских заемщиков, которые гипотетически могут испытывать сложности с обслуживанием внешнего долга. Мы за этим следим, наши сотрудники с ними взаимодействуют, получают информацию. Мы часто встречаемся.
Мониторинг валютных активов экспортеров обязательно останется и после 1 марта. Мы строим свою стратегию и тактику, так, чтобы она сработала при худшем варианте развития событий, то есть, при том, что доступ к иностранным рынкам не возобновится в обозримой перспективе. Наши прогнозы строятся на том, что санкции останутся де-юре или де-факто. Санкции для нас — это экзогенные переменные. Лучше одеться потеплее и снять лишнюю одежду на ходу, чем замерзнуть по дороге, вот такая логика. После 1 марта ничего не изменится».
О ВАЛЮТЕ РЕЗЕРВНОГО ФОНДА
«Жестких строгих правил или алгоритмов, которые бы заставляли нас сразу что-то делать, не существует. У нас есть внутренняя управленческая логика. Мы управляем всеми международными резервами страны, но мы имеем обязательства в иностранной валюте перед Минфином, который на счетах у нас в пассиве баланса держит средства суверенных фондов. И мы в своем поведении, когда планируем операции, в частности по валютному рефинансированию, по возможным интервенциям на валютном рынке, исходим не только из общего объема резервов, которые в активе нашего баланса, но и из чистой валютной позиции, то есть резервов за вычетом наших обязательств перед Минфином. Мы полагаем, что у правительства еще могут возникнуть потребности по использованию своей валюты.
Если они продают эту валюту нам вне рынка, это просто конверсия обязательств. Когда они расходуют средства фондов, у нас увеличивается чистая валютная позиция, освобождается часть международных резервов для гипотетического использования. Мы можем взаймы дать банкам, можем, если будет потребность, на рынке продавать. Такой пока нет необходимости, но мало ли что может быть. Но по суммам нет никакого механизма, инструкции, закона, который бы обязывал нас автоматически зеркалировать эти операции на рынке. Зачем? Ради чего?
Если возникнет угроза финансовой стабильности, мы будем готовы провести нерегулярные интервенции. Для этого случая будет запас. И пусть будет запас для обслуживания внешнего долга, если вдруг, вопреки нашим прогнозам, экспортная выручка уменьшится».
О НЕРЕГУЛЯРНЫХ ИНТЕРВЕНЦИЯХ
«Это не означает, что у нас какой-то внутренний запрет на интервенции, что мы закодировались, зашились.
Решение об интервенциях принимает руководство ЦБ в зависимости от ситуации. Алгоритмов или прописанных правил нет, все решается ситуативно. Так поступают почти все центробанки».
«Такая же логика по покупкам, как и по продажам валюты. В обе стороны, если ситуация потребует».
О ДЕФОЛТАХ БАНКОВ ПЕРЕД ЦБ
«Мы уже научены прошлыми банковскими кризисами — 1998 года, мало кто помнит 95 год, потом 2008-2009, с отголосками, как например Межпромбанк, у нас уже есть отработанные механизмы, способы решения этих проблем. Плюс мы принимаем профилактические меры вместе с правительством по капитализации банков. Плюс механизм рефинансирования банков, мы предлагаем им рублевую и валютную ликвидность в объемах, которые они не выбирают по действующей ставке пока».
О ДОСТАТОЧНОСТИ ЗАЛОГОВ
«Мы проводим мониторинг коэффициента утилизации и рыночных залогов и нерыночных, свободных залогов сейчас очень много. Пика утилизация рыночных активов достигла в конце декабря, было больше 80 процентов, по нашим оценкам, сейчас опустилась до 50. Но эта методика основана на опросах банков. По нерыночным активам другая методика, более консервативная, оценивались потенциальные залоги, которые подходят по требованиям, пик их использования в конце года был 86 процентов, а сейчас — 69,5. Это рублевые нерыночные активы, то есть кредитные требования. По валютным нерыночным залогам еще рано проводить оценки».
О ТОМ, ЧТО БАНКИ НЕ ВЫБИРАЮТ ЛИМИТЫ НА ВАЛЮТНЫХ АУКЦИОНАХ
«Не выбирают потому, что мы предлагаем банкам заемные средства в валюте с большим запасом. Эта целенаправленная политика, чтобы у кредитных организаций и их клиентов не возникало нехватки валюты, и чтобы они не выходили лишний раз с покупкой этой валюты на рынок, оказывая давление на курс рубля».
«Наши кредитные валютные аукционы ориентированы не столько на банки, сколько их клиентов, имеющих валютную задолженность с наступающими сроками погашения. Главные валютные должники среди банковских клиентов — это крупнейшие российские компании. А они обслуживаются в крупнейших кредитных организациях, с которыми мы и работаем по валютным аукционам. Повторяю, что лимиты не выбираются потому, что мы подстраховываемся и устанавливаем высокие лимиты. Лучше пусть эти лимиты не полностью будут использованы, чем у какой-нибудь компании возникнут сложности с обслуживанием внешнего долга».
О СНИЖЕНИИ НОРМ ОБЯЗАТЕЛЬНЫХ РЕЗЕРВОВ:
«Мы это допускаем, почему нет. Но пока нет в этом необходимости. Почему сразу не сделали? Потому, что мы любим все контролировать. Изменение норматива резервов с точки зрения влияния на денежную массу меньше поддается прогнозированию. Когда мы проводим операции рефинансирования, мы лучше контролируем ситуацию.
Почему банки выступают за снижение нормативов? Из-за финансовых результатов, потому что они у нас взаймы деньги берут и платят высокие проценты, а при снижении норматива резервов они меньше бы денег замораживали на счетах в ЦБ, больше пускали в оборот и больше зарабатывали. Это сугубо шкурный вопрос.
Нам хочется контролировать все, как всякому ЦБ, а им хочется зарабатывать деньги. Поэтому они всячески нас призывают увеличивать денежное предложение не с помощью процентных инструментов, а снижать норму резервов, увеличивать интервенции, покупать у них золото, все что угодно, или покупать активы на безвозвратной основе — корпоративные бумаги. Не реповать ОФЗ, а покупать ОФЗ. Это сугубо меркантильный интерес, нам понятно их рациональное поведение — они лоббируют свои интересы».
О ЛИМИТАХ РЕПО, РУБЛЕВОЙ ЛИКВИДНОСТИ
«Наш подход к предоставлению рублевой ликвидности умеренно жесткий, умеренно консервативный. Насколько он консервативный, мы судим по спросу. Спрос сейчас ограничен. В целом мы свою политику определяем как умеренно жесткую. Ослабления ее с моим приходом или без моего прихода не произошло. Снижение ключевой ставки — это не синоним смягчения политики, это изменение параметров политики».
О СВЯЗИ МОНЕТАРНОЙ И БЮДЖЕТНОЙ ПОЛИТИКИ
«Мы с Минфином как брат с сестрой, или различные рода войск. Мы сотрудничаем, более того, помогаем друг другу. Они поддержали наше снижение ставки. Мы приветствуем и радуемся, что они проводят достаточно строгую бюджетную политику, ограничивают расходы. Они борются за это, отстаивают эту позицию, и мы это приветствуем. Когда бюджетная политика не строгая, не жесткая, а ослабленная, то, как правило, денежно-кредитная политика Центрального банка обречена на неудачу. Их политика строгая, это необходимое условие, если его нет, то все будет как в 90-е годы».
О РАСХОДАХ БЮДЖЕТА
«Минфин сопротивляется давлению, потому что никто добровольно не хочет снижать свои расходы, все борются за свои интересы. Мы с Минфином как сообщающиеся сосуды: если они увеличивают свои расходы, и деньги с бюджетных счетов уходят на корсчета банков, мы учитываем это, и нам приходится менять параметры своей политики — меньше давать денег банкам. И наоборот, если они изымают часть денег, мы должны компенсировать это увеличением денежного предложения. Мы обязаны координировать свою политику, и мы это делаем, получаем заранее от них всю информацию».
О ЗАВИСИМОСТИ БАНКОВ ОТ РЕФИНАНСИРОВАНИЯ ЦБ
"Есть такая проблема. У них процентный риск возникает, потому что у банков плавающая ставка в пассивах и фиксированная в активах. И чем больше их зависимость от фондирования через ЦБ, тем этот риск при прочих равных условиях выше, потому что заставить своих заемщиков принять условия и привязать актив к плавающей ставке — ключевая ставка плюс маржа — у них получается с трудом, поскольку заемщикам из реального сектора сложно планировать свою деятельность в таких условиях. Да, это проблема для банков. Как с ней бороться? Этой проблемы у них не будет, только если наша ставка будет совсем уж стабильна. Вся наша система регулирования денежно-кредитного механизма построена на том, что у них меняется стоимость фондирования при изменении ключевой ставки. На следующий день происходит изменение условий. Эта логика так работает. Специальных мер по этому поводу мы никаких не предпринимаем. Что мы можем им предложить взамен?
Пока процентный риск — это в основном проблема, связанная с долгосрочным кредитованием, потому что там важна процентная ставка. Как мы пытаемся эту проблему решать? Открываем отдушины, канальчики. Это линии льготного кредитования, общий лимит по ним — порядка 200 миллиардов рублей, это по экспортному финансированию по линии ЭКСАРа, рефинансированию инвестиционных проектов в рамках межведомственной комиссии Минэкономразвития, это поддержка среднего и малого бизнеса через МСП-банк, а вскоре и через Агентство кредитных гарантий, и военная ипотека. По этим каналам рефинансирования ставка фиксируется, и одна из моих операционных задач — сделать так, чтобы эти каналы заработали. Эти проекты не идут вразрез с нашими общими принципами денежно-кредитной политики, поскольку лимиты ограничены. Это не разрушает политику, а смягчает негативный эффект для тех, кто нуждается. Мы меняем условия, внутренние документы, и я надеюсь, что все это заработает, и лимиты будут использованы. По инвестпроектам мы предоставляем рефинансирование на три года под 9 процентов годовых. Банки принимают обязательство зафиксировать маржу и смогут рефинансировать свои очень длинные проекты с 7-8 летним сроком нашими трехлетними деньгами. Банки говорят, что есть такие проекты, где частичные гарантии Минфина. Такие окошки мы открываем, отчасти это смягчает проблему. Конечно, это не системное решение, но хотя бы что-то«.
ОБ ИНСТРУМЕНТАХ СИСТЕМЫ РЕФИНАНСИРОВАНИЯ
«Мы думаем, пока существующих инструментов рефинансирования достаточно, даже в условиях сохранения санкций. В стрессовых сценариях можно будет подключить беззалоговые кредиты».
О РИСКАХ В БАНКОВСКОМ СЕКТОРЕ
«Понятно, что где тонко там и рвется, и банки — очень уязвимые институты. Они подвержены рискам больше, чем промышленные предприятия. У них очень большой удельный вес заемных средств в операциях. Поэтому когда общеэкономическая ситуация ухудшается, они находятся в тяжелом положении. И, безусловно, угроза ухудшения стабильности банковского сектора постоянно находится в фокусе внимания Центрального банка. Это еще одна цель ЦБ и аргумент при принятии решений, потому что все взаимосвязано. У нас есть инструментарий, опыт, мы уже не будем неподготовленными, как 10 лет назад. Это нас успокаивает, паники никакой нет, мы полагаем, что со всем справимся. Текущая ситуация в банковском секторе конечно сложная, но не кризисная».
«Когда нарастают кризисные явления в экономике, всегда растут плохие долги, потому что финансовое положение заемщиков ухудшается. Будем с этим работать».
«У нас нет формализованной таблицы, где бы мы проставляли рейтинги рисков по различным секторам, все взаимосвязано. Даже в рамках Комитета финансовой стабильности, где все эти сценарии и страшилки рассматриваются, любая приоретизация будет искусственной и формальной».
ПРО ОТТОК КАПИТАЛА
«Мы удивлены оценкой Moody’s. Вообще проблема оттока капитала демонизирована. Некоторые считают, что отток капитала — это кошмар. На самом деле, статистика платежного баланса так строится, что если у страны положительное сальдо текущего счета платежного баланса, то есть отток через органы госуправления, либо через частный сектор. То есть либо валютные резервы страны растут, либо растут валютные активы на руках частного сектора.
Хорошо или плохо для страны положительное сальдо платежного баланса? Нам положительное сбалансированное сальдо нужно в условиях закрытых внешних рынков заимствований, поэтому мы обречены на такой глобальный отток. Минэкономики прогнозирует профицит текущего счета платежного баланса в этом году в $56 миллиардов, наши оценки не будут сильно отличаться, возможно, будет $60 миллиардов. Если взять цифру оттока Moody’s — $272 миллиарда — это предполагает, что уменьшатся международные резервы на $210 миллиардов, мы такого не прогнозируем. Почему у нас есть перед Moody’s преимущество? Потому что мы управляем этим процессом и, если мы не захотим их расходовать, мы не будем этого делать. Мы можем пожертвовать чем-то еще.
Минэкономразвития прогнозирует, что резервы уменьшатся на $50 миллиардов, но не на $200 миллиардов. Я не знаю, что может случиться, чтобы мы могли столько израсходовать. Или Moody’s прогнозирует, что у нас сальдо будет не $50-60 миллиардов, а $160 миллиардов вдруг, импорт сократится, ну тогда может действительно, цифры могут вырасти. И то, и другое нам кажется маловероятным».
ПРО ОГРАНИЧЕНИЯ ДВИЖЕНИЯ КАПИТАЛА
«С 2006 года, когда мы демонтировали систему валютного контроля, эта тема для нас закрыта. Позиция и правительства и ЦБ — мы это не рассматриваем и не обсуждаем».
ПРО УПРАВЛЕНИЕ ЗВР
«Целевая структура резервных валют не раскрывается, фактическая — раскрывается, но с большим лагом во времени. Существенные изменения в валютной структуре вряд ли вы увидите. Поверьте, тут нет никакой интриги. Фактическая структура не может намного отклоняться от целевой.
С переходом к инфляционному таргетированию принципы управления резервами не изменились, при такой неспокойной обстановке, когда мы постоянно нуждаемся в ликвидных валютных резервах, не стоит менять подход к их управлению».